Шрифт:
Во всяком случае, хотя лично я на нее никак не запал, вниманием других мужчин она пользовалось достаточным. Впрочем, всеобщее внимание ей нужно было только для того, чтобы поддерживать высокий женский тонус (оглядываются мужики – значит все нормально). Личная жизнь у Алины к нашему приезду уже была обустроена. Ее роман развивался вполне успешно. И выбор – достойный.
Это был крепкий седовласый скульптор с многочисленными званиями за огромные монументальные комплексы в память больших революционных деятелей. Он представился Костей. Но меня все время тянуло узнать его отчество и назвать его не так запанибрата. Во-первых, называть народного художника СССР Костиком, у меня язык поворачивался с трудом. Во-вторых, Костику уже было за пятьдесят, а его дочка была всего года на три младше меня. И надо признаться, что до конца отдыха я старался называть его не по имени, а неопределенно с помощью местоимений. Хотя для этого потом появились совсем иные причины. Но об этом позднее…
Были и другие люди. Но они приходили, уходили, снова приходили. Но те, о ком я рассказал, как-то сохранили ядро нашей компании с начала, в продолжении и в завершении нашего отдыха.
Глава 5
Этот крест у меня с детства. Как не пытайся уберечься, где-то на третий день отпуска у моря, либо сгоришь, либо простудишься. А хуже – и то и другое вместе. Унылое состояние…
И уже море не радует. И теплый солоноватый воздух раздражает. Еда не в радость. Ходить лень, а уж в горку к дому подниматься – просто пытка. Женские тела и пламенные взгляды перестают занимать прежнее внимание.
Остается одно – впасть в растительное состояние.
Что к вечеру третьего дня и сделал. Правда на сей раз простуда лишь слегка была обозначена совсем легким насморком. А вот спина подгорела чувствительно.
Илья и Ленка, моя супружеская пара, отправились на вечерний променад с развлечениями, предварительно обтерев мои покрасневшие плечи и лопатки домашней сметаной (Илья сбегал на рынок, а Лена обмазывала). А я, как только они ушли, улегся на свою рублевую раскладушку. Почему-то в голове крутилась дурацкая детская считалка в моей интерпретации: «На златом крыльце лежали…»
Но лежал я на старом, совсем не «златом» крыльце, один и дальше одной строчки считалки дело не пошло.
Мыслей – никаких. И это состояние мне понемногу начинало нравиться. А раздражение и недомогание, наоборот, отступать.
Я валялся, смотря на кончики высоких кипарисов, которые погружались в быстро свалившуюся темноту. Верхний ветер качал их острые вершины. И там, где они касались темноты, вспыхивали звезды, как маленькие дырки в темно-темно синем полотне ночи.
Начали приходить философские мысли о вечном, о стремлении к гармонии бытия, о разумности устройства природы, без суеты и сиюминутности.
И в тот момент, когда я подошел к размышлениям о никчемности суеты самоутверждения через пустые хлопоты для удовлетворения собственной похоти и необходимости изменения взгляда на женщин и отношений к ним, появилась … женщина.
Женщину звали Галя. И появляться она в это время не должна была. Поэтому я в первое мгновение подумал, что уже сплю. А она почему-то появилась во сне.
– Привет, – сказал сон. – Ты чего валяешься? Заболел.
– Нет. Отдыхаю, – чуть соврал я, и все мои созерцательно-философские построения тут же рассыпались. Галя была не сном, а самой натуральной реальностью, с которой вполне можно поболтать.
То, что она появилась на пороге, само по себе удивительным не было. В доме, где мы сняли койки, как я уже рассказывал, была еще одна комната. В ней еще задолго до нашего приезда жили три девчонки-подружки. Внешности средней, воспитания – стандартного. Приехали они из Киева. Наши отношения с ними можно было определить, как соседско-шапочные. Да и другими, пожалуй, быть не могли. Во-первых, они с утра, проснувшись и умывшись, тут же куда-то улетали и проявлялись к ночи, сразу ложась спать. Во-вторых, уж слишком разные круги общения. Может, будь они чуть посимпатичнее, кто-то из них вполне мог бы привлечь и особое внимание, что быстро разрушило «сословно-круговые» предрассудки. Но не случилось. Надо, правда заметить, что та самая Галя, которая рассыпала мои возвышенные раздумья, была самой привлекательной из этой троицы.
Она, действительно, была вполне ничего. Мягкое квадратненькое с закругленными углами личико. Ну, чуть-чуть не хватало до красоты изящества. Крепкие вполне стройные ноги средней длины. Хотя не хватало мягкости и гармоничности линий. Вполне стройная, крепенькая такая фигурка. И все выпуклости выдавались там, где надо. И впадинки были на месте. Ну и здесь чего-то не хватало. Хотя чего, убей объяснить не смогу. Но дело не в этом. Была она вполне кондиционной нормальной серенькой мышкой в расцвете зрелой молодости. И если внимательно присмотреться, то вполне все чуть-чуть исчезают, и ты можешь увидеть то, что не видно другим. Уж во всяком случае, утешение последней надежды: «Зато у нее душа хорошая» – не про нее. Кроме надежды, там и с телом все более-менее нормально.
Чем дольше мы болтали о пустяках, а темнота наступала все быстрее, тем больше я сам это понимал. Когда между прочим она взяла меня за руку, я ясно почувствовал, что она девчонка очень даже ничего и представляет интерес не только как вечерняя собеседница. Очень наглядно почувствовал. Осмысленные философские размышления были окончательно поглощены подсознательными стремлениями плоти.
Гала, ох уж эти женщины, тоже почувствовала изменение моих настроений. И похожие чувства внутри самой себя.