Шрифт:
Он рыкнул, выровнялся.
***
– Глупая женщина! Ты в своём уме?! Я сказал это, потому что был уверен - ты не можешь иметь детей! Чтобы не заморачивалась! Какая же ты глупая! По-твоему, я конченный ублюдок, уничтожающий младенцев?! Я собрался на тебе жениться, блядь! Нахуя мне убивать ребёнка?!
– кулаком в стену до крови, чтобы хоть немного успокоиться.
– Значит так, - выдохнул, закрыл глаза, загоняя зверя поглубже.
– С сегодняшнего дня ты под моим присмотром. Это значит: из дома ни ногой без моего разрешения, наблюдаться будешь в клинике, которую я сам выберу. И не вздумай мне врать, Снежана. Никогда больше. Свадьба состоится сразу же, как только на это даст добро твой врач. Всё ясно?
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же его захлопнула. Правильно, Белоснежка. Самое время помолчать.
– Ясно?
– Да.
Только сейчас его отпустило. Но пришёл откат. Танком по нему проехался. Голова, казалось, вот-вот надвое расколется.
– Я приеду вечером. Отдохни.
– Марат!
– она крикнула вслед, и он остановился у двери.
– Подожди… Побудь со мной немножко. Пожалуйста. Ты ведь не на заводе работаешь, можешь себе позволить, - уловил в её голосе улыбку, внутри сжалась пружина.
– Тебе нужно поспать. А у меня дела.
Врал. Нет у него никаких дел. И не будет теперь. Только одно. Беречь своего ребёнка.
– Но…
– Никаких «но»! Выполняй предписания врачей, а завтра я тебя заберу, - открыв дверь, обернулся.
– Что-то ещё?
Она, видимо, почувствовала холод в его голосе, опустила взгляд.
– Как Виталик?
– С ним всё в порядке. Ты и так это знаешь.
ГЛАВА 12
Марат был молчалив, чем-то серьёзно загружен. Иногда бросал на нас короткий, задумчивый взгляд и снова возвращал его к окну, за которым весь вечер лил дождь.
– Скажи, малыш, давай. Ну же?
– я битый час уговаривала Виталика сказать хотя бы одно слово, но он был непреклонен. Упрямо молчал, на что-то обидевшись.
А мне так хотелось услышать из его уст слово «мама».
– Он устал. Оставь мелкого в покое. Завтра разговоришь, - подал голос Марат, и Виталик тут же среагировал. С интересом уставился на Хаджиева. В глазах сына я видела восхищение, уважение, готовность слушать и слушаться. И это было приятно. Марат действительно будет хорошим отцом, ведь даже чужой ему ребёнок проникся.
– Хорошо. Пойдём, уложу тебя, - взяла малыша за руку, а тот вдруг накуксился, ткнул пальцем в Марата.
– Папа тоже идёт?
Услышав голос своего сына, я со стоном выдохнула, снова рухнула на диван, потому что подкосились ноги. Он говорил так, словно, как и все дети, болтает сутками напролёт без умолку. Он говорил! Причём все до единой буквы произнёс правильно.
Марат обернулся на нас, строго взглянул на меня и поманил Виталика движением руки, а тот радостно бросился к нему. Я же только и могла, что немо открывать и закрывать рот, как рыба.
– Ты сейчас поцелуешь маму и пойдёшь к себе. Ляжешь под одеяло и будешь ждать. Хорошо?
Сын кивнул, зашагал ко мне, а я не удержалась, схватила его за плечики и крепко сжала в объятиях.
– Мой сынок. Малыш мой. Наконец-то ты заговорил! Как же я счастлива!
– зацеловывала его маленькую мордашку, сын обнимал меня в ответ. Ластился, как котёнок, а Марат не сводил с нас напряжённого взгляда.
– Ну всё, беги в кроватку. Я скоро приду, - шепнула крохе на ушко, и тот вприпрыжку побежал в свою комнату.
Мы не говорили с Маратом с момента приезда из больницы. Я не решалась начать разговор, а он всё время о чём-то раздумывал. Хотелось бы мне знать, о чём именно, и связано ли как-то это со мной.
Скрипя своими блестящими кожаными туфлями, прошёл по паркету, остановился прямо напротив. Взяв моё лицо за подбородок, приподнял вверх.
– Не нужно волноваться, тебе нельзя.
– Я просто радуюсь. Я уже и не надеялась…
Марат вздохнул и, погладив меня по щеке, убрал руку.
– Ты, наверное, меня не поняла, женщина. Я повторю. Ты будешь выполнять предписания врачей в полной мере. Или я отправлю тебя на сохранение. Я прекрасно понимаю твои эмоции, но сейчас ты должна думать о том ребёнке, которого носишь. О парне я сам позабочусь.
Моя улыбка незаметно испарилась и осталась лишь горечь от его слов. Отчитывал меня, как маленькую девочку.
– Я думаю.
– Думаешь? Правда?
– он присел, поравнялся со мной.
– А вчера ты думала?