— Отстеснялись, — отозвался Санька, — заходите!

Поперёд тёти Песи зашёл запах. Такой, што прям ах и ох! Рыбным бульоном пахнуло крепченным, да с травками. Потом уже кастрюля, а за ней и тётя Песя вплыла лебёдушкой.

— Первое средство от похмелья, — объявила она, — или может…?

— Никаких или, — мотнул головой опекун, и тётя Песя будто даже удивилась приятно, и самую немножечко загордилась. Вроде как другого чего ожидала, но надеялась на как раз такое.

— Вам тоже не повредит, — она разлила бульон по чашкам, — самое то, штоб животы проснуть. А нормальный завтрак я чуть попозже сделаю.

— Часикам к… — дядя Гиляй откинул крышку часов, — к восьми?

Наша почти хозяйка только кивнула этак снисходительно, да и вышла, вся важная такая и добродетельная. Вроде как сама и не пила вчера! Вот умеют бабы, а?!

— Ну, чижики? — после бульона опекун отживел окончательно, только запах и глаза полопавшиеся выдают за вчерашнее, — есть планы перед завтраком?

Мы с Санькой переглянулись так, и не сговариваясь:

— На море!

Со двора выходили вчетвером, да плюс Фира, а потом как обычно — парад алле как есть! Не то штобы каждой твари, то Мендель-то куда?!

Я по пути вроде как экскурсию наскоро, чисто для понимания.

— Во-он там! — разговариваю наполовину руками, — Дворами, а потом у левого дома, где кривая акация, спросить до Запорожской. Бордели там. Мариванны и Ёси, да и другие тоже. Для разной публики, не так штобы и конкурируют.

— Знаток! — хмыкнул весело Владимир Алексеевич, поддразнивая по своей вечной привычке. А я плохо поддразниваюсь, отчего опекуна только раззадоривает. Уж такой он!

«— Детство в попе!»

Ну… я непроизвольно глянул на афедрон опекуна… да! Детства там много!

— Вон, кстати, — дёргаю подбородком на приземистый дом, начисто почти утопленный в цветущей пахучей зелени, — по тому же профилю, но на дому принимают. Мать и две дочки живут, ну и тово, захаживает народ. Такие себе, широко профиля. Приласкать, со сбытом краденного помогут, да и всякое другое, по обстоятельствам.

Так и шли, с интересом, здороваясь со встреченным народом, спешащим на работу или на рынок.

Берег после весенних штормов нечист, весь завален водорослями и древесным сором. Потом потихонечку разберётся волнами и жителями. Ну а где пляжи, там и уже!

— Духовито! — только и сказал Пономарёнок, недовольно потянув носом. Я отмолчался, потому как ну што тут скажешь? Уверять, што это всё пока, а потом ого и понравится? Так это самому увидеть надо. И прочувствовать.

Прошлись вдоль берега, нашли местечко почище, ну и со скалами, штоб девочки направо, мальчики налево. Одёжка в воздух только — раз! И опасть не успела на камни, как мы с Чижом уже там! Плещемся, ну чисто тюлени цирковые.

Дядя Гиляй — ух! И волны от его ныряния чуть не штормовые, нас ажно качнуло. Поплыл саженками, привычно так. Только пятки желтоватые иногда взмётываются над волнами, да голова виднеется, и фырканье китовье слышится.

Мишка заосторожничал, потому как волны, да на каменистом береге. Вроде и ничего такого, а с ног сбивает.

Вода ещё холодная, но и не так, штобы очень. Ну, как в Москве в начале лета примерно. Не занежишься, но поплескаться в своё удовольствие — вполне!

А Фира чего-то застеснялась, да не нас больше, а скорее опекуна моего. Так с Рахилью и плескалась, за скалой. И шу-шу-шу оттудова, а потом смех! Ну да бабы, чего уж.

Вернулись, наскоро ополоснулись после солёной воды. Местные-то ничего, привычные. Многие так даже и умываются морской водой, за нехваткой нормальной. А мы по прошлому году помним, как кожа от соли чесалась. Потом, знамо дело привыкаешь, но не вдруг и не сразу.

Завтракали у тёти Песи, и для разнообразия — не слишком запашисто. Я было удивился сперва за чеснок и такое всё, а потом только сообразил — нам же визитировать предстоит!

— Сперва в «Одесские новости» заглянем, — давал расклад Владимир Алексеевич, обстоятельно насыщаясь, — есть у меня там приятели. А там уже видно будет — им, местным, виднее.

— Я, может, по хозяйству помогу? — решил отстраниться Мишка.

— С чего бы? — удивился опекун.

— Я же не ваш, — засмущался Пономарёнок, — а так, просто…

— Глупости! — дядя Гиляй настроен решительно, — Я тебя не в высшее общество ввожу! Да и ты не босяк с улицы, а человек уважаемой профессии, что ж тут такого? И не спорь!

— Владимир Алексеевич? — удивился какой-то молодой человек на подходе к редакции, — Вы к нам!? Я должен это видеть своими глазами, а не через чужие пересказы!

И с опозданием:

— Здравствуйте!

— Здравствуй, Миша, — опекун протянул руку, — рад тебя видеть. Как в газете? Всё по прежнему?