Авторский стиль или слог – уникальная манера автора выражать свои мысли. Совокупность грамматических и лексико-фразеологических примет и экспрессивно-смысловых способов выражения, объединения, подбора языковых единиц, выражений и конструкций.

Знаете, почему неподготовленного читателя так раздражают классики? Да потому что язык наш – не застывшая навечно форма, он развивается и меняется. Одни слова устаревают, потому что человек перестаёт пользоваться теми или иными предметами, вещами, инструментами. Изменяется одежда, быт, средства передвижения; появляется новая техника, совершенствуются технологии. Не все современные подростки знают, что такое погост, утварь, авоська, конка, тачанка, мало кто разбирается в лошадиной сбруе и т. д. С течением времени меняется и стилистическая окраска (коннотация) слов и выражений. Она зависит от изменений в общественной жизни стран и народов. Экономических, политических, социальных процессов и событий. Как, например, прилагательное «голубой», или выражение «кушать пожирнее, с хлебушком», или из недавних: «крайний», вместо «последнего». Прилагательное превратилось в существительное и обозначает представителя нетрадиционной ориентации. Кушать пожирнее с хлебушком – из доброго пожелания в навязчивую форму, устаревшую, несущую негативную информацию.

Разумеется, писатель обязан учитывать все эти нюансы, следить за изменениями, чувствовать их, слышать музыку языка.

Приходится слышать: «я пишу так, как считаю нужным! Читатель должен меня понимать. Если он меня не понимает, это его проблемы. Я пишу для избранных! Простецы – не моя аудитория …» и т. д. Хочу напомнить простую истину: языковые нормы – это правила употребления языка, принятые литературой, гражданами, государством. Узус и кодификация – обычай, традиция и изложение (кодекс правил). Кодификация текста изложена еще Ломоносовым, когда он разрабатывал три штиля русского литературного языка. Если мы договорились общаться на одном языке, – чтоб понимать друг друга, мы должны придерживаться принятых правил. Пренебрегая языковыми правилами, вы рискуете остаться непонятыми никем, или, возможно, вокруг вас соберётся узкий кружок единомышленников, где каждый будет выпячивать себя и говорить на своём языке, и именно это будет объединять «избранных». Скажите честно, вы сейчас поняли, о чем я написала?)

Не относитесь к себе слишком серьёзно. Не стоит впадать и в другую крайность. «Чрезмерная нормализация вредна, – утверждал академик Щерба, – она делает язык окаменелым».

Напоминаю, отсутствие стиля для писателя – беда. Бедность словаря и фразеологии, штампы, слова-паразиты, однообразное построение предложений (однообразные типы предложений) – не имеют к художественной литературе никакого отношения. Нелепо и смешно читается несоответствие стилистической окраски и темы, например, употребление поэтических форм в полицейском протоколе или газетной заметке о сборе урожая или погоде. Художественный литературный язык и язык документа различны по своей сути. И если в постмодернистской литературе уже происходит смешение стилей, то язык документа должен оставаться неизменным.

Текст от латинского textum – ткань. Епифаний Премудрый – творец русского литературного барокко писал, что он искусен в плетении словес, то есть, он создаёт из слов текст – ткань.

Слова соединяются в предложения и в текстовые единицы – таким образом мы изучаем текст, как совокупность этих единиц – грамотности, логики и смысла.

Цитаты, аллюзии и реминисценции, вместе с цитатными названиями и эпиграфами составляют арсенал приёмов так называемых «межтекстовых связей». Данте Алигьери написал свою «Божественную комедию», переполненную аллюзиями и реминисценциями на события своего времени, но мы их не все понимаем, потому что Алигьери, на самом деле, писал «комедию», даже сатиру на общественные отношения своего времени с отсылкой к конкретным историческим лицам.

Большинство современных начинающих писателей слабо владеют приёмами писательского ремесла. Проблема – мало читаем и мало пишем. Делаем ошибки в простейших предложениях, не умеем согласовывать, не знаем падежей, пишем однообразно – повторяем конструкцию предложения (фразы). Не понимаем смысла и значения метафор. Желание «писать красиво» зачастую превращает текст в набор ничего не значащих диких выражений, составленных из литературных штампов и канцеляризмов. Пример: «Розовея как кораллы, ее губки страстно перемещались по поверхности его мужественного профиля, и он исходил светом всепоглощающей любви».

Зададимся вопросом: кто главный в этой сцене? Поскольку «светом всепоглощающей любви исходил» он, ему и отдадим первенство. Например: «Она быстро и страстно целовала его лицо, обжигая горячими губами, и ему казалось, что он светится от ее страсти».

Или: «Её губы были цвета розового коралла, он увидел ее лицо близко-близко, вдруг она припала к нему и начала быстро целовать, касаясь лба, глаз, щёк, рта – ее жар передался ему, он задрожал, наполняясь этим жаром – того и гляди засветится».

Опытный литератор может позволить себе играть с читателем в стилистические игры. Но не начинающий автор.

Набоков всю жизнь играл со стилем, развивал, экспериментировал, создавая вычурное словесное кружево – читать тяжело, приходится вчитываться, ловить ускользающие смыслы. Отрывок и романа «Ада»:

«Ещё до того, как ушаркала с письмом старая эскимоска, Демон Вин покинул красного бархата кресло и устремился за выигрышем – успех предприятия предрешался тем, что Марина, лакомая до поцелуев девственница, была влюблена в него с самого их последнего танца на Святках. Сверх того, и жаркий свет луны, в котором она сию минуту купалась, и пронзительное ощущение своей красоты, и пылкие порывы воображаемой девы, и почтительные рукоплескания почти полного зала сделали ее особенно беззащитной перед щекотанием Демоновых усов. К тому же у нее оставалась еще куча времени, чтобы переодеться для новой сцены, начинавшейся с длинноватого интермеццо в исполненьи балетной труппы, нанятой Скоттиком, доставившим этих русских в двух спальных вагонах из самого Белоконска, что в Западной Эстотии. Дело происходило в великолепном саду, несколько веселых юных садовников, невесть почему наряженных грузинскими горцами, тишком поедали малину, а несколько столь же невиданных горничных в шальварах (кто-то дал маху – или в аэрограмме агента попортилось слово «самовар») кропотливо сбирали с садовых ветвей алтейные лепешки и земляные орешки. По неприметному знаку определенно дионисийской природы все они ударялись в буйную пляску, названную в разудалой афишке kurva, или ribbon boule («круговая», стало быть, или «танец с лентами»), и от истошных их воплей Вин (ощущавший покалыванье в облегченных чреслах и розово-красную банкноту князя N. в кармане) едва не выпал из кресла.»

Стиль Сергея Довлатова – короткие предложения. Каждое – рассказ с завязкой, развитием, кульминацией и финалом. Меткие замечания, точные детали:

«Так и уехал с одним чемоданом. Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями по углам. Замок бездействовал. Пришлось обвязать мой чемодан бельевой веревкой.

Когда-то я ездил с ним в пионерский лагерь. На крышке было чернилами выведено: «Младшая группа. Серёжа Довлатов». Рядом кто-то дружелюбно нацарапал: «говночист». Ткань в нескольких местах прорвалась.