Таков он был, Шаньяз Удачливый, богатый купец из Базго. Нельзя сказать, что он сорил деньгами направо и налево – скорее его можно было назвать прижимистым, но для любимой племянницы он не жалел ничего. Для него она всегда оставалась милым и немного капризным ребенком. Наверное, он и не заметил, как ребенок превратился в женщину. И наверное, не единожды пожалел, что взял ее с собой в тот дом в пригороде Лхассы…

Дом, судя по обстановке, принадлежал купцу средней руки – пожалуй, до Шаньяза Удачливого тому купцу было далеко. В этом доме было меньше комнат, меньше слуг (однако все они были вышколены ничуть не хуже, чем у дяди, и это девушке понравилось), не такая роскошная посуда и ковры на стенах. Зато было приятное вино, искусная игра на флейте и большой сад с беседкой. Беседкой Фасинг была особенно очарована: оттуда очень удобно было наблюдать за дядей и хозяином дома, высоким худощавым мужчиной с острой бородкой. Дядя и хозяин о чем-то беседовали, прогуливаясь по дорожке сада. Дорожка пролегала далековато от беседки, и Фасинг, как ни напрягалась, не сумела расслышать разговор. Однако девушка была наблюдательна. И имела острое зрение. Поэтому позже, когда Шаньяз распрощался с хозяином и сел в коляску, Фасинг неожиданно спросила:

– Дядя, кто этот господин?

Тот посмотрел на племянницу с некоторым удивлением:

– Но я ведь говорил тебе: он местный торговец. Мы собираемся заключить с ним сделку…

Она погрозила ему пальчиком:

– Не пытайся меня обмануть. Он совсем не похож на торговца.

– Вот как? – Дядя улыбнулся. – На кого же он похож?

– Не знаю. – Фасинг задумчиво коснулась мизинцем нижней губы. Так она делала, когда хотела о чем-то попросить. Или обидеться. Или обмануть. – От него исходит какая-то сила. Он ведь не просто говорил с тобой, дядя – он приказывал тебе, верно?

Шаньяз промолчал. Фасинг сказала:

– Познакомь меня с ним.

И удивилась, увидев, как дядюшкин подбородок упрямо затвердел.

– Тебе это ни к чему, деточка.

– Ни к чему? – Она удивленно подняла бровь. Он ласково обнял ее, но взгляд оставался отрешенным, почти холодным.

– Я не могу объяснить тебе… Просто поверь, хорошо? И запомни: держись от Жреца подальше.

– От кого? – не поняла она. Шаньяз не ответил.

Конечно, она поверила дяде: его интонации были достаточно красноречивы. Но эта вера породила не страх, а любопытство. Любопытство, перед которым невозможно было устоять – впрочем, она и не пыталась. И когда их караван снова оказался в окрестностях столицы, Фасинг решилась.

Самым сложным было ускользнуть от дяди. Тот, словно что-то предчувствуя, отдал слугам приказ не оставлять Фасинг без присмотра. Слуги выполняли распоряжение с большим рвением: нерадивых Шаньяз Удачливый не жаловал. Фасинг потребовалось почти полдня, чтобы придумать что-либо. И она придумала.

…Этот мальчишка был сыном погонщика быков в караване. Парню исполнилось семнадцать, и отец его, кряжистый, приземистый, с громадными сильными ручищами, все сокрушался, глядя на тщедушного отпрыска: я-то, мол, собирался помереть спокойно, думая, что у меня есть преемник, а как такого преемника к быкам подпускать? Не сладит…

Впрочем, парень выглядел тщедушным только в глазах отца – на самом деле он был просто строен и тонок в талии. Пожалуй, излишне тонок: говорят, его мать была очень изящной женщиной, в противоположность супругу.

А самое главное – мальчишка был до обморока влюблен в Фасинг. Безнадежно, безответно и безоглядно: она не раз и не два ловила на себе его взгляды из-под взмокших от желания ресниц. Бывало, Фасинг отправляла его с каким-нибудь пустяковым поручением, и тот бросался исполнять его с такой прытью, что девушке становилось смешно.

В тот день он особенно часто попадался ей на глаза. И в конце концов она раздраженно спросила:

– Ну что тебе?

Мальчишка будто налетел на стену.

– Простите, всемилостивая госпожа… Не желает ли госпожа фруктов? Или воды, или вина? Вам стоит только приказать…

– Иди, не путайся под ногами, – бросила она с досадой. И вдруг остановилась. – Хотя подожди. Пойдем-ка со мной…

Она нетерпеливо втолкнула его в свою комнату и плотно задернула за собой полог.

– Раздевайся.

– Что? – растерянно переспросил мальчишка.

– Ты плохо слышишь? Я велела тебе раздеться!

Он возился долго – Фасинг несколько раз замирала, когда в коридоре раздавались шаги. Однако – хвала Будде – беспокоить ее никто не решался: видно, среди слуг пронесся слушок, что молодая госпожа уединилась в своих покоях с сыном погонщика. Что ж, госпоже простительны некоторые капризы…

Фасинг придирчиво осмотрела фигуру мальчишки: пожалуй, сойдет. Ни секунды не колеблясь, сбросила платье и протянула ему, коротко приказав:

– Одевайся.

Мальчишка будто не слышал. Он не отрываясь и не дыша смотрел на нее. Щеки его нестерпимо заалели, и капелька пота скатилась с верхней губы.

– Не стой истуканом, – прикрикнула Фасинг. – Верхнее можешь не надевать. Ложись в постель и отвернись к стене, чтобы твоего лица не было видно. Если кто-нибудь окликнет, отвечай тонким голосом, что у тебя болит голова. Все понял?

Он сглотнул слюну и кивнул. Фасинг живо натянула штаны, длинную рубашку и подпоясалась кушаком. Осторожно выглянула из комнаты: никого. Сегодня ей сопутствовала удача.