Шрифт:
– Что же вас смущает?
– То, что вы записали меня в свидетели, Сергей Павлович. На каком основании? И какие преступления вы имеете в виду? Кстати, я бы не советовала его трогать. Он большой человек, у него много власти. А преступления… Я понимаю, что вы хотите сказать.
Она наклонилась вперед. Губы ее раскрылись, словно она хотела прильнуть ими к губам человека, сидящего перед ней. Нежное, легчайшее прикосновение, в котором больше интимности, чем в целой ночи, проведенной в одной постели…
– Олег способен на поступок, вот что мне импонирует. Он всего добился сам, его никто не толкал в те сферы, куда вам дорога заказана.
– У меня своя дорога, – хрипло проговорил Туровский.
– Конечно. И другой вам не хочется.
Она провела теплой ладонью по его щеке.
– Совсем не хочется. И меня не хочется, верно? Я ведь дрянь, проститутка.
– Перестаньте.
– Почему? Вам ведь нравится.
Он сделал над собой усилие, чтобы стряхнуть наваждение, и уронил на стол пачку фотографий. Она едва взглянула. Снимки были дрянными. На некотором удалении от фотографа – серый аэродром с одиноким самолетом, фигурки людей на летном поле, черный роскошный «кадиллак» и шофер, услужливо открывающий дверцу.
– Узнаете?
– Кажется, да. Это, на заднем сиденье, Олег… Рядом Каюм, его знакомый. Очень приличный мужчина, манеры – как у посла. Не вашим чета, уж извините.
– Вы знаете, чем он занимается?
Ее Тубы чуть дрогнули в насмешливой улыбке.
– Он грузинский князь, очень старинного рода. Что вы к нему прицепились?
– Он один из главарей чеченских боевиков.
Туровский ткнул пальцем в самолет на заднем плане:
– Вы были внутри?
– А вам какое дело?
– Вам ничего не бросилось в глаза? Например, что-нибудь необычное в оформлении салона?
– Да очень простое оформление. Три или четыре кресла, столик, диван. Бар. Олег много летает, встречается с разными людьми, всем старается помочь. Завязывает деловые контакты. Вам претят такие люди, как он?
– Четыре кресла, столик, – задумчиво проговорил Туровский, не обращая внимания на реплику собеседницы. – И это на весь салон. Остальное пространство пустое, ничем не занятое. Вас это не удивляет?
На этот раз в ее глазах мелькнул интерес.
– Он что, возит наркотики?
– Вряд ли. Для наркотиков не нужно столько места.
– Что же тогда?
«Кажется, я ее сломал, – подумал Сергей Павлович. – По крайней мере, она слушает меня, а не смотрит как на серую мышь».
– Одно я знаю точно: это должно быть большого объема. И опасное, не предназначенное для чужих глаз.
Что это могло быть? Следователь Туровский мог и не знать ответа. Но бывший начальник охраны военного аэродрома в солнечном Кандагаре знал его прекрасно.
Оружие.
– Кто-то из подручных Воронова крадет оружие с российских военных баз, а сам Олег Германович, пользуясь своим статусом, доставляет и продает его боевикам на Кавказе.
Он прикинул: за один рейс можно перевезти три-четыре единицы бронетехники, а уж патронов, стрелкового оружия…
«Ракета» сбавила ход и осела, крылья ушли под воду, и она стала в один миг похожей на обыкновенную старую, латаную-перелатаную посудину. Сергей Павлович подождал, пока туристы вывалят свои рюкзаки наружу, потом сам лениво вышел на деревянную пристань.
Народу в брезентовых штормовках и ярких цветных ветровках была тьма-тьмущая. Большинство из них направлялись на скалы метрах в двухстах от пристани. Традиционные соревнования на первенство чего-то. А подальше вдоль берега, еще в двух километрах, где местность была поровнее и лес погуще, прятался крошечный санаторий, бывший заводской, а теперь, можно сказать, бесхозный: пара домиков для персонала, хозблок и единственный корпус – деревянное двухэтажное здание для отдыхающих. Два туалета и два умывальника, по одному на этаж. Спартанский минимализм.
Сержант-водитель служебного «москвича» помалкивал, видя настроение приезжего следователя, с разговорами не лез, только шептал что-то себе под нос, объезжая рытвины (асфальт не меняли годов с шестидесятых, раньше лень было, теперь денег нет).
Я ей обещал.
Одна-единственная мысль не давала покоя. Она была буквально повсюду. Деревья укоризненно качали кронами и шептали: обещал, обещал… И колеса стучали об острые края трещин, и сержант шевелил губами… «Я ей обещал. Я дожал-таки, из чистого упрямства, и надменности в ее глазах уже не было в ту, последнюю встречу». Она превратилась в простую испуганную женщину, ищущую защиты. Короткая юбочка по-прежнему открывала сильные стройные ноги, и Сергей Павлович с трудом подавил желание подойти и погладить их. Видя, что она всхлипывает, он все же подошел и мягко обнял ее за плечи: