Однако, еще задолго до начала пандемии, у Ники появилось много свободного времени на решение насущных проблем. Первое, что она предприняла – перебралась с семьей в московскую новостройку, подальше от старого примелькавшегося кому не нужно жилья. Хозяйственная Аля и его сдала в аренду – не пропадать же добру.

Вскоре Нике удалось спрятать свое маленькое семейство, причем сложилось все как-то само собой.

Ниночка, на радость маме, училась отлично. Настолько, что ей предложили учебу «по обмену» и она отбыла в Англию. Ника была напугана перспективой такой разлуки с малышкой, если бы не случай. Туда же, по странному совпадению, были приглашены сыновья Ланы. Она же, в своей легкомысленной манере, была настроена иначе: ей идея нравилась, с одним «но». Во что бы то ни стало, Лана хотела ехать вместе с детьми, невзирая на протесты мужа. Возникла заминка: вопрос с переездом никак не решался – резюме художницы-каллиграфистки никто не рассматривал всерьез.

Помог случай: учителю живописи, крепкой ворчливой английской старушке, внезапно стало плохо с сердцем, после того как из пылающего камина вместо Санты вышли сразу шесть человек. Нет, никто не пострадал, не подумайте – это Ника так оригинально сэкономила на билетах, заодно, по случаю, пристроив подругу на престижную работу в известную английскую школу. Дети оказались от такого приключения в полном восторге, поскольку они почувствовали себя героями книг про Гарри Поттера.

«Прицеливаться» с дверями Нике пока не так и не удавалось, но, по крайней мере, с городом она, как правило, «угадывала».

Мама тоже не теряла времени даром: излеченная и помолодевшая, она уехала в Астрахань поднимать заброшенную рыболовецкую базу с моложавым соседом, отставным полковником, получившим эту самую базу в наследство, прямо перед уходом в отставку.

Семейство было разлучено и надежно спрятано. По крайней мере, как казалось Нике.

Итак, прошло 4 года…

Уже третий день Ника металась в бреду. Проклятый грипп косил всех без разбору. Это был самый обычный сезонный грипп – китайская зараза до Москвы пока не добралась. Вернее, добралась… Уже были зафиксированы отдельные случаи: отдыхающие привозили с китайских курортов не только загар… Столица готовилась принимать экстренные меры. Людей приучали реже выходить из дома и пользоваться медицинскими масками. Места скопления народа были оборудованы температурными датчиками. Выявленных больных моментально изолировали – до выяснения. Все ждали объявления карантина.

Так радовавшая до недавнего времени новостройка сейчас казалась Нике ловушкой. Это была обычная малозаселенная, необжитая коробка с только зарождающейся инфраструктурой. Все вокруг незнакомое, люди новые. Соседи, как и вся деловая Москва, появлялись дома лишь по ночам.

Сейчас Ника в полной мере ощущала, что одной болеть очень тоскливо. Одиночество особенно остро ощущается в болезни. Некому принести из аптеки лекарства. Некому утешить и просто побыть рядом. Некому уговаривать пить мерзкое теплое пойло, без которого болезнь так просто не отступит. А пить теплое и полоскать горло – было обязательным условием лечения гриппа. Ибо каждый уважающий себя участковый врач, ставя диагноз ОРЗ или ОРВИ, просто обязан прописать обильное теплое питье и полоскание горла отваром ромашки.

Однажды, когда стало совсем уж плохо, Нике взбрело в голову, что ее грипп – совсем не грипп, а вирус, хитро щурящийся по-китайски. Подозрения крепли в ее воспаленном сознании. Пора было вызвать «скорую». Она набрала «112», но, видимо, позвонила не вовремя.

– Что у вас случилось, женщина? – услышала Ника неприятный голос в трубке.

– Да вот, – робко начала было она, – температура у меня высокая, 40 с лишним… Не сбивается… Тошнота, кашель до рвоты…

– И чё, – презрительно послышалось в ответ, – думаете, что, если наша бригада сейчас примчится, то вылечит сразу? Мы максимум можем до больницы довезти! Лекарств все равно нет: либо запретили, либо закончились. В больнице боксов изолированных тоже нет. Так что смысл-то вообще ехать? Вы же знаете чем ОРВИ лечить, не маленькая? Вот и лечитесь. И вообще… 30-е декабря. Головой думать надо!

Ника была неприятно удивлена такой нелюбезностью диспетчера. По всему было видно, что тетку оторвали от нарезания оливье… А, может, уже готово было то оливье, и им начали закусывать?

Ника «подумала головой» и отказалась от вызова. И так плохо… На войну с медиками сил уже не оставалось.

Как прошла новогодняя ночь, Нике даже вспоминать не хотелось. Под бой курантов она все так же металась в жару.

Прошло еще несколько тошнотворно одинаковых дней. Болезнь все не отступала. А потом как-то вдруг полегчало само собой. Хотя, наверное, температура еще была высока.

Нике, как только она закрывала глаза, начинал мерещиться несуразный яркий мир, с ядовито-розовыми цветами на кустах, торжественно проплывающими по кругу. В центре этого круговорота единственной твердыней было большое дерево с дуплом, возле которого мирно возлежала лошадь из овощей. Она грустно прядала ушами-перчиками… У нее была курчавая желто-коричневая грива из кукурузных рылец, которую нежно, будто шерстку любимой кошки, перебирал тонкими, как у пианиста, пальцами Учитель. Он в какой-то момент поднимал полные тоски глаза, непременно встречаясь взглядом с Никой. Она смотрела на него откуда-то сверху, не осязая ни себя, ни своего месторасположения. Тогда Учитель в молящем жесте протягивал к Нике руки… И она приходила в себя на растерзанных в жару и бреду простынях.

Ника раз за разом видела этот навязчивый кошмар, в котором, будто в пьяном угаре, все кружилось и неизменно плыло по кругу. От этого круговорота на Нику непременно наваливалась тошнота. Она все бы отдала, лишь бы не было этих кричаще-ярких цветов и постоянного движения!

А еще, каждый раз, Ника корила себя за несвоевременное пробуждение. Ведь совсем чуть-чуть – и ей бы удалось схватиться за ускользающие пальцы Учителя. И в этот раз она бы точно его не отпустила!

Девушка тяжело поднялась на постели. Теперь, когда температура спала, навалилась отвратительная слабость. Нужно было сменить мокрую одежду. Пересохшие губы настоятельно требовали воды. Она, шатаясь, дошла до кухни. Только сейчас Ника осознала, что в последний раз ела почти пять дней назад. Удивительным было то, что и есть-то не хотелось. Организм не желал кормить болезнь, и Ника благоразумно не сопротивлялась этому.