Шрифт:
География, топография, понятия "левый" и "правый", "верх" и "низ" всегда обладали сакральным значением. Во время средневековых мистериальных спектаклей ад всегда представлялся слева (и у Данте путь налево ведет в преисподнюю; грешники на Страшном Суде будут стоять слева от престола Судии); левое, как правило,- лукавое, лживое, женское; дьявол искушает человека из-за левого плеча ("плюнь через левое плечо"); рыцарю предписывалось держать меч непременно в правой руке ("правое дело"); древние иудеи считали, что зло приходит с юга, тогда как "столица страха" древних китайцев - Юду - располагалась далеко к северу от Великой стены... Чтобы далеко не ходить, вспомним-ка все значения географических понятий "Запад" и "Восток" в духовной и политической культуре России.
На этом фоне становится понятным щенячий восторг людей, вдруг обнаруживших, что Магеллан совершил не просто очередное плавание, но кругосветное путешествие, замкнул круг на шаре. Ведь в мифопоэтическом мышлении круг выражает идею единства, бесконечности и высшего совершенства; будучи универсальной проекцией шара, круг является символом божественного абсолюта и царственного могущества. Люди, утверждавшие царственное могущество свободного человека, которого они ставили "в центр мира" (Пико делла Мирандола) и называли copula mundi, связующим мир звеном, не могли не откликнуться на это открытие. Старый порядок вещей был разрушен, и в эту кризисную эпоху приверженцы docta religio обращались чаще к "правильной" магии, нежели к науке: осознавая кризис традиционных ценностей, они искали правильный порядок действий - способы воздействия на мир дольний, неразрывно связанный с миром горним. По их представлениям, магия была деянием творческим, даже героическим,- недаром Джордано Бруно называл мага "мудрецом, умеющим действовать". В этой роли и выступил капитан Фернан Магеллан, человек Нового времени, отважно преступивший границы мира сложившихся форм и идей,- это был акт свободной воли свободного человека. Замкнув круг на шаре, он вдохнул новую жизнь в понятия единства, бесконечности и высшего совершенства. Но мы не вправе забывать о том коварном ударе кинжалом в заливе Сан-Хулиан: именно этим ударом - не сам собою - и замкнулся магический круг. Великое деяние почти всегда драма или даже трагедия. Поэтому на сцене рядом с Магелланом навсегда останется тень Гонсало Гомеса де Эспиносы...
Тот-Кто-Мешает Если он и попадал на русские иконы, изографы изображали его только в профиль, как чёрта, чтобы неосторожный зритель ненароком не встретился с ним взглядом.
Впрочем, так же вслед за Джотто (фреска "Поцелуй Иуды") поступали и европейские художники, поскольку этика и эстетика являлись нераздельным целым.
Центральный диск последнего - девятого - круга Дантова Ада называется Джудеккой. Название образовано от имени апостола Иуды Искариота, предавшего Христа. Здесь, во льдах Коцита, сам Люцифер казнит предателей величества божеского и человеческого - Брута и Кассия, убийц Цезаря, и Иуду, терзая их в своих трех кровавых пастях.
Переднему не зубы так страшны, Как когти были, все одну и ту же Сдирающие кожу со спины.
"Тот, наверху, страдающий всех хуже,- Промолвил вождь,- Иуда Искарьот; Внутрь головой и пятками наруже..."
Вот и все, что счел нужным сообщить спутнику Вергилий о величайшем преступнике в христианской истории и в истории христианства. Люцифер непрестанно сдирает когтями кожу с его спины. Данте не комментирует увиденное и услышанное, хотя находится в самом конце пути через Ад,гораздо больше внимания уделено технике лазания по косматому стану Люцифера и маршруту выхода из преисподней.
Поэту нечего сказать об Иуде такого, чего не знал бы читатель, и он ограничивается сухой констатацией факта: предатель получает по заслугам. Что и предполагалось и в чем никто не сомневался. Читатель воспринимает эти сведения после знакомства со всеми обитателями геенны, поэтому муки Иуды для него - это итог и сумма наказаний, апофеоз безысходности. Здесь, на самом дне Ада, царит безмолвие, нарушаемое лишь шумом крыльев дьявола. Мучительное безмолвие - антитеза творящему Слову. Знатоки утверждают, что тягучий - для славянского уха - одиннадцатисложник итальянского оригинала усиливает этот эффект.
Данте наверняка были хорошо известны апокрифические, легендарные сочинения о жизни Иуды, во множестве ходившие среди его современников. Апокрифы удовлетворяли интерес верующих к деталям биографий Иисуса и Крестителя, Марии и апостолов, наконец Иуды Искариота. Отрешенные сочинения способствовали утверждению в сознании людей некоторых устойчивых клише, что было важно и полезно для находившейся в процессе становления христианской культуры.
Потому-то Церковь и относилась к апокрифической литературе более или менее терпимо, а какие-то произведения рекомендовала для "домашнего пользования".
Именно в средние века сложились стереотипы, закрепившиеся в словосочетаниях "иудин поцелуй", "иудино дерево", "иудин грех". И именно в те времена евреев стали называть "иудиным племенем", но уже не во славу Иуды - четвертого сына Иакова от Лии (а этот Иуда и является эпонимом иудеев), а во имя Иуды Искариота, Предателя и Палача.
Во втором - четвертом веках по Р. Х. актуальнейшей проблемой для лидеров христианских общин стал поиск взаимопонимания, а возможно, и союза с римской властью, в связи с чем были предприняты попытки оправдания Понтия Пилата, представителя этой власти в Иудее. Важно это было и для самих верующих, жаждавших покончить со своей "второсортностью": римлянин не мог не признать мессию, которого признали все, кроме "слепцов" иудеев. Тогда-то и возникли апокрифические донесение прокуратора Пилата императору Тиберию, "Письмо Пилата императору Клавдию" и евангелие Никодима, которое правильнее было бы назвать евангелием фанатичного антисемитизма. Автор этого евангелия не только нарисовал образ благожелательно расположенного к Христу прокуратора, но и заставил римские военные знамена, которые держали легионеры, склониться пред Иисусом, когда того вели на допрос. Все эти сочинения не были признаны Церковью богодухновенными, однако они сформировали метод и прочертили путь, на который впоследствии нет-нет да и ступала нога неофита. Не так уж и давно русские читатели встретились на этом пути с романом Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита", в котором образ Пилата скроен по рецептам третьего века по Р. Х.
с поправкой на психологизм фельетонной эпохи. Не исключено, что классик литературы для подростков познакомился с "методом" Никодима по книге профессора Сергея Жебелева "Евангелия канонические и апокрифические", вышедшей в Петрограде в 1919 году.
Что простительно римлянину, непростительно иудею.
Апокрифы называют Иуду сыном некоего Рувима-Симона и Цибореи из Иерусалима. В ночь зачатия женщина видит вещий сон: ее сын будет вместилищем всех пороков и причиной гибели иудейского народа. Перепуганные родители укладывают младенца в осмоленную корзину и пускают в море. Волны прибивают корзину к острову Скариот (география здесь того же сорта, что и биография), бездетная царица которого берет мальчика на воспитание. Однако вскоре у нее рождается настоящий сын, и Иуда начинает всячески обижать лжебрата. Выведенная из себя его выходками, царица открывает Иуде, что он всего лишь приемыш. Стыд, ненависть, ярость толкают Иуду на убийство царевича, после чего он бежит в Иерусалим и поступает на службу к Понтию Пилату. Рядом с дворцом римского прокуратора находится сад Рувима-Симона, где зреют плоды, вызывающие вожделение у Пилата. Будучи не в силах устоять перед искушением, прокуратор посылает дружка Иуду воровать эти плоды. Рувим-Симон ловит парня на месте преступления. Между ними вспыхивает перебранка, переходящая в драку. Иуда убивает отца. Понтий Пилат дарит Иуде всю собственность убитого и женит на вдове. Впоследствии, случайно узнав из причитаний Цибореи правду о своем происхождении, Иуда покидает ее дом и подается к Иисусу, дабы получить от него прощение грехов. Такова легендарная предыстория евангельских событий, которая стилистически родственна эллинистическому роману, а в сознании русского читателя сближает Софокла с Пушкиным, античную трагедию рока с житием святой Женевьевы...