После того, как мисс Джоан прихватывало так некоторое время, Дух, как казалось, сообщал ей нечто, что она объявляла во время своих припадков, и, среди прочего, он явил ей как-то раз, что их будет двенадцать, тех, кого так или иначе околдуют в этом доме, и назвал их всех, а именно: всех женщин, домашних слуг, ее саму и остальных сестер, всех пятерых. Все это впоследствии полностью подтвердилось, и на них всех обрушились ненастья, причем у большинства они были такого же рода и свойства, как у пяти сестер, и если описывать случившееся с каждым, ровно как силу его веры, то не будет конца этой книге.

О слугах будет достаточно знать, что когда они впервые впадали в припадок, то все кричали о мамаше Сэмуэл подобно тому, как и те дети, требуя убрать эту миссис вон, убрать ее ради Бога, сжечь ее, потому что она, если оставить ее в покое, убьет их всех, заставив страдать и мучиться, подобно тому, как это происходит с девочками. Когда припадки оканчивались, то они так же, как и дети, не могли вспомнить ровным счетом ничего, о чем говорили и что делали. Потом, после их отъезда из дома сестер Трокмортонов, они чувствовали себя хорошо, как прежде, и не имели никаких подозрений о причинах этих неприятностей, а те слуги, что пришли на их место, по большей части оказывались поражены тем же недугом, что и все другие на протяжении двух лет.

В пятницу, в канун дня Св. Валентина, 13 февраля, на 32-м году правления Ее Величества [1590 г.], Гилберт Пикеринг из Тичмершской рощи [11] в графстве Нортгемптон, эсквайр, дядя упомянутых детей [12] , прослышав, как они престранно мучились и страдали, отправился в Варбойс, чтобы повидаться, навестить их, а также успокоить их родителей. По прибытии он обнаружил всех в прекрасном самочувствии, как и должно быть детям. Спустя полчаса названному господину Пикерингу сообщили, что мисс Эндли, господин Виттл из Сент-Айвс с другими отправились в дом мамаши Сэмуэл, чтобы уговорить ее зайти повидаться и навестить упомянутых детей. Однако, поскольку они оставались там слишком долго, названному господину Пикерингу показалось, что убедить ее не получается, хотя мамаша Сэмуэл часто заверяла, что поспешит к детям, как только их родители пошлют за ней, глубокие воды пройдет и лучшую кровь отдаст, чтобы им стало лучше. Теперь было похоже, что ее мнение изменилось. Причиной этого, можно предположить, были слова детей, которые, как говорилось ранее, во время припадков кричали, что она их околдовала. Также она опасалась, что ее, как принято в таких случаях, поцарапают, хотя ничего подобного тогда не планировалось, поскольку оба родителя и упомянутый господин Пикеринг полагались на мнение добрых богословов о незаконности таких действий [13] .

Так упомянутый господин Пикеринг отправился в дом мамаши Сэмуэл, чтобы увидеться с ней и убедить ее, что если она стала причиной детского беспокойства, то могла бы все исправить. В том доме он застал вышеупомянутых господина Виттла, мисс Эндли и других, которые уговаривали старуху посетить детей, но та очень громко и резко отказалась. Тогда упомянутый господин Пикеринг сказал мамаше Сэмуэл, что ему поручено доставить ее, и если она не пойдет с ним по собственной воле, то он заставит и принудит ее, хочет она того или нет. Так он и поступил, прихватив еще ее дочь Агнес Сэмуэл и некую Сесилию Бёрдер, которых также подозревали в колдовстве или, по крайней мере, в сговоре с мамашей Сэмуэл.

Когда они следовали к упомянутому дому господина Трокмортона, господин Виттл, госпожа Эндли и остальные шли впереди, перед мамашей Сэмуэл, Агнес Сэмуэл и упомянутой Сесилией Бёрдер, а господин Пикеринг за ними.

Упомянутый господин Пикеринг подозревал, что старая мамаша Сэмуэл захочет переговорить со своей дочерью Агнес, но он следовал за ними так близко, что перемолвиться они не могли. Когда подошли к дверям дома господина Трокмортона, мамаша Сэмуэл вежливо предложила господину Пикерингу пройти первым, но тот отказался. Она хотела при входе в дом (или потом, или около того) улучить момент для разговора с дочерью. Мамаша Сэмуэл склонила голову как можно ближе к голове дочери и сказала следующие слова: «Я заклинаю тебя, не признавайся ни в чем». Поскольку господин Пикеринг, находясь за ними, ожидал этого, то при произнесении слов вытянул голову так, что все слышал, и немедленно сказал старой мамаше Сэмуэл: «Греховная бабенка! Ты приказала дочери ни в чем не признаваться?!» «Нет! Не так! – ответила та. – Я поручила ей поторопиться домой готовить ужин отцу».

Пока они пререкались, господин Виттл, мисс Эндли и другие вошли в дом. Трое из сестер были тогда в холле у очага и в отличном самочувствии, но только в холл вошла мамаша Сэмуэл, они тут же упали на пол в престранных муках, так что если бы им позволили лежать дольше, они прыгали бы и скакали, подобно только выловленным щурятам. Будто у акробатов, их животы вздымались, когда головы и пятки еще касались земли. Руки выбрасывались в стороны, когда головы с пятками продолжали тянуться далее и смыкались. Происходящее сопровождалось очень странными громкими стонами к великому горю присутствующих.

Господин Виттл почти сразу подхватил одну из упавших девочек, Джейн Трокмортон, и отнес во внутреннюю комнату, уложив на кровать, но, будучи подобен сильнейшим людям в нынешней Англии, не мог ее, едва достигшую девяти лет от роду, там удержать. Живот ребенка вздымался с такой силой и так высоко, будто у беременной, готовой разродиться. Плотностью он был подобен только испеченному огромному хлебу. И, подобно ему, сотни раз на протяжении часа поднимался и опускался. Ее глаза были закрыты, будто у слепой, а руки раскинуты в стороны столь сильно и неколебимо, что человеческой силой невозможно было свести их к телу. В это время в комнату, где находился упомянутый ребенок, вошел господин Пикеринг и остановился у дальней стороны кровати так, чтобы видеть состояние девочки. В то же мгновение она протянула правую руку к тому месту, где находился упомянутый господин Пикеринг, и начала царапать поверхность кровати, очень часто приговаривая: «О, так я ее! О, так я ее!» Господин Пикеринг сильно удивился тому, на что намекали эти слова. И хотя упомянутый господин Гилберт Пикеринг придерживался мнения, что царапанье буквально ничего не значит, он подложил под руку ребенка свою, когда тот это приговаривал. Но девочка, почувствовав, не тронула ее, но, отстранив, продолжила царапать кровать. При этом ее лицо было повернуто в противоположную от упомянутого господина Пикеринга сторону, глаза закрыты, а живот, из опасения, что у нее может надломиться спина, удерживал господин Виттл, навалившись на нее всем своим телом и весом.

Таким образом, обстоятельства, указанные действиями ребенка или, скорее, Духом в нем, выявили некий секрет, через который ведьмы могут быть определенными средствами или приметами выявлены и опознаны. Упомянутый господин Пикеринг отправился в холл, взял за руку мамашу Сэмуэл, которая пошла так же охотно, как медведь к столбу [14] , и отвел ее к дальней стороне кровати ребенка, который, лежа, ногтями царапал поверхность своего ложа, приговаривая: «О, так я ее!» Затем упомянутый господин Пикеринг очень вежливо (так, чтобы ребенок не мог слышать) попросил мамашу Сэмуэл подложить руку к руке ребенка. Но та не захотела. Тогда упомянутый господин Пикеринг, примера ради, положил свою руку к руке ребенка, и так же немедленно поступили мисс Эндли и другие, но ребенок едва прикоснулся к ним и, тем более, никого не поцарапал. Затем упомянутый господин Пикеринг без какого-либо злого умысла к этой женщине, предвзятости, или веры в царапанье (просто чтобы проверить этим испытанием то, к чему клонили слова ребенка) взял руку мамаши Сэмуэл и подсунул ее к руке ребенка, который сразу почувствовал что-то не то. Девочка немедленно оцарапала ее с исключительной страстью: ее ногти проделали борозды с такой силой и невероятным желанием, будто это была месть.