Сегодняшний рейд к Андрею сорвал меня со стопора.

Чуть-чуть поколебавшись, я позвонил Эльзе.

Если мне суждено было начать все в прежнем ключе – то только с ней.

– Привет, Даниил, – сказала она, приняв вызов не сразу. – Как дела, жених?

Вопрос не удивил.

Ярлык был приклеен намертво.

– В пределах нормы, – ответил я. – А как у тебя?

С сестрой мы давно ни о чем не разговаривали, только ругались по всякому поводу и без повода тоже.

Я понятия не имел, как сейчас живет Эльза. Но допускал, что за год в ее жизни могло что-то поменяться.

Хотя, конечно, жилищные проблемы не могли сняться, а они были главными.

– Тоже так, – сдержанно ответила она. – Что хотел спросить? Говори, у меня мало времени.

То, что после черт знает какого перерыва Эльза разговаривала так, будто в последний раз мы перезванивались вчера, опять сказало многое.

Все это время она вспоминала меня не реже, чем я ее.

– Давай встретимся, – очень просто сказал я.

– Зачем? – еще проще спросила она.

– За тем.

По ту сторону линка раздался шум, зазвучали приближающиеся шаги.

– Иду, – сказала кому-то Эльза. – Бер минут.

Она действительно была занята, а не пыталась от меня отделаться.

– Но…

В телефоне зашуршало, Эльза чем-то прикрыла трубку.

– Ты ведь…

– Неважно, – перебил я. – Ничего не важно, не буду объяснять, просто неважно и все. Просто хочу с тобой встретиться.

– Прямо сейчас, или разрешишь переодеться? – с усмешкой уточнила она. – Снять халат, перекраситься, надеть черные чулки и бюстгальтер с пушапом?

– Прямо сейчас, а переодеваться не надо. Твою грудь я люблю без «push– up»-а. В чулках ты жуть как хороша, но без ничего еще лучше, – серьезно ответил я. – Ты на работе? Можно подъехать?

– Я на работе, но подъехать нельзя. В последнее время многое изменилось. Кафедру педиатрии закрыли, то есть перенесли семнадцатую больницу. И вообще, Даниил, последний раз был самый последний.

– Это я помню. Но пусть будет еще один, последний из последних.

– Ну все, Даниил. Мне некогда.

– Я тебя хочу, Эльза.

Последние слова я произнес, тоже зажав телефон ладонью.

Кругом никого не было, но у нас до сих пор считалось зазорным признаться женщине в естественных желаниях.

– Я тебя хочу! – повторил я громко. – Хочу, понимаешь? Хочу тебя и только тебя, я соскучился! Давай я…

– Даниил, я уже все сказала, – повторила она. – Все то прошло, у тебя новая жизнь. И вообще меня зовет заведующая.

Не дожидаясь дальнейшего, Эльза дала отбой.

Я некоторое время смотрел на замолкший телефон, потом сунул его в карман.

Разговор слегка отрезвил.

В самом деле, бывшее ушло в прошлое.

Возможно, тот доцент – которого, как я почему-то сейчас вспомнил, звали Фаритом Мазгаровичем – наконец до нее снизошел.

Да я и сам не был уверен, что стоит возобновлять отношения.

К своей первой женщине я до сих пор относился серьезно.

Но шансов у меня не было ни на что, кроме Наташи.

Прирабатывая в пиццерийной сети, я еле-еле наскребал на кое-какую еду, обновление одежды, текущий ремонт машины и бензин.

Чтобы денег хватало еще на съем квартиры с кем-то другим, мне пришлось бы бросить учебу и работать целыми днями. Но вряд ли кому-то требовался компьютерщик с дипломом ничтожного бакалавра, меня и при пицце-то держали лишь потому, что не за горами светил магистерский.

Секс оставался сексом, а жизнь – жизнью, с ее требованиями приходилось считаться.

Несколько минут назад договорился с Верой о визите общежитие.

Но и визит я отложил сообразно обстоятельствам.

Завтра предстояло идти с Наташей в гости к какой-то ее тетке – то ли родной, то ли двоюродной, то ли названной.

А послезавтра заняла известная московская певица, дорогие билеты на концерт которой нам купил будущий тесть.

Здесь тоже шла игра по правилам, которым следовало подчиняться.

При всей неукротимой молодости я не был дураком. И прекрасно понимал, что если – как однажды в сердцах сказала сестра – «промашу пенисом слишком долго», то сам не замечу, как окажется «нечем махать».

Слегка успокоившись, я раскинул мыслями.

Сегодняшний поход к Андрею вызвал вину перед Наташей.

Точнее, перед самим собой, изменившим своему решению.

Большая задница Веры, влажно прижавшаяся к моему животу, до сих пор стояла перед глазами.