Интеллектуальная субстанция – неразрушима,

Неистощима.

Поэзия, на душу и тело разделима,

От того свободна,

что является причиной самой себя.

От того безвольна,

Что нежели божественного

в ней больше естественного,

Поэзия не может противиться закону плоти,

Как Риму толковал святой Амвросий.

Emancipatio.

Меня возбуждает архитектура

Университетов древнейших.

Так же, как и стоит на мозолистые руки

Судьи секретарши блаженной,

В замызганном районном судебном участке.

Где люди - просящиеся наружу из живота,

Разбухшие кофейные зерна.

Просятся наружу толпой, как народ

К американским волонтёрам,

Уставившись на сцену,

Где сутулый Иешуа у микрофона

Доказывает, что у поколения есть душа.

В экстазе, когда опьянение граната,

Оплетает, будто дурно пахнущие спруты,

И гнетущая осмысленность того,

Что вам вряд ли доверяют и вряд ли вам рады.

День.

За столом, в позе вышедшего с картины,

По клавиатуре бьёт усердно старичок,

Я его и не замечу, встану,

продрав загноившиеся глаза кротиные.

Пройду на кухню,

нависну над тарелкой с супом,

Сутулясь, к верху поднимая горб.

Волосья окунутся в жижу,

пока в соседней комнате работает фантом.

Я так и просижу до вечера,

Ни с кем не говоря.

как ребенок с афазией,

носящий на своей тушке килограммы слов.

О всяком.

Уставился в сапог не зная занять себя чем,

И три дня не мылся, ведь все еще ею пахнет твой член.

Как в боковушке вагона, давящая сверху с книгами полка,

Настольная лампа и свет монитора, с фотографией рамка

Кто на ней? Не помню. Наклейка с листовок вступить в чью-то партию с зовом.

Вступил ли? Не помню–и все же неважно. Лиричная проза,

Затуманенная ясность, написать что-то просьбы. Просьбы?

Да вряд ли, скорее бы все это бросить,

И попытаться вспомнить кто на том фото.

Смотритель маяка.

Смотря в даль на корабли,

Вспоминаю, как молод был и так давно,

Что когда бродяга спьяну плакался бродяге -

Я мимо проходил.

С ужаснейшей морской болезнью остался тут на берегу,

Морем болен не то слово и освещаю путь судам,

Они придут, а я тут жду, дряхлею потихоньку.

Я б душу продал, чтоб быть там, но поскольку,

Мне так и не выпал шанс, весь экипаж и не увидит,

Как тихонько выглядывает старикан-он лишь смотритель маяка.

Не надо.

Не надо искать успех в чужих чертах лица,

Откусывая беззубым ртом,

с панировкой котлету.

Не надо стремиться преодолеть

какие либо аффекты -

– это ведет лишь к новому аффекту,

как безнадёжная война.

Не надо показывать свой бледнеющий талант,

как русское немое кино,

ибо эпоха прошла.

Скорость.

Путь вместе в бездну забавы,

Всё же, есть некий маршрут.

В туалете электрички,

В сетчатых колготках испражнялись альвы.

А снаружи, ладья из облаков

борется с ветрами в небе.

Я уверен нам сегодня повезло,

В головушке склонившейся, лишь небель.

Тем временем,

Мой бритоголовый товарищ,

С по-детски впечатлённым лицом,

Читает, подаренный мной, томик Рембо.

Волосатые ноздри просят чего-то,

Как прибудем,

Заберём чашу с мёдом

Нагреем в котле, подышим над ним,

Не замечая, в нём прорицания Вёльвы,

Ни песка, ни моря, ни земли и небосвода.

О чём не расскажешь ни девам, ни жёнам.

После ритуала полегчает немного,

Фотоплёнка «Коника», крокодилы, димедролы,

Собираем рассыпанный розовый порох

Пока электричка набирает скорость.

Бластомикоз.

Вера в возвращение духа,

Как странная лихорадка -

– держится долго, с температурой.

От этой веры трудно излечиться,