Канон Равновесия. Непреложный закон Мироздания, по которому день сменяется ночью, порядок уступает место хаосу, а жизнь — смерти. Вечный танец, в котором сходятся два великих Начала, то скрещивая клинки противостояния, то сливаясь в страстных объятиях. Их вечное движение может заметить только тот, чей срок плотского бытия много дольше, чем человеческий, а зрячее сердце способно отрешиться от мирской суеты хоть на миг.
Загляни в себя. Что ты выберешь? Свет? Или Тьму? Испепелишь? Согреешь? Быть может, ослепишь? Или зародишь во мраке своего лона новую жизнь?
Пролог
«Мир ломает нас ровно настолько, насколько мы позволяем ему сломить себя»
Ваэрден Трилори
Пролог
Над горными вершинами догорал закат. Малиновые с одного бока облака лениво ползли с запада на восток, чтобы влиться в набухающую первой весенней грозой тучу. Кряж Нар-Эйри затих, укутавшись душным воздухом, как толстой шалью.
Тишина ленивой кошкой разлеглась и в яблоневом саду, разбитом на одной из террас крепости Мунейро-ви-Иллес. Деревья кутались в пышные розовато-белые соцветия, похожие на горный снег под лучами закатного солнца. Иногда с какой-нибудь накренившейся ветки сам собой обрывался лепесток и тихо падал наземь к своим собратьям.
Янос Джанрейв сурр Аэрон, избранный вождь последних ирлерр, сидел в легком плетеном кресле под старым раскидистым деревом и будто бы дремал, свесив черные крылья по бокам. Невысокий, жилистый и синекожий, с худым лицом и коротко остриженными полуседыми волосами, он был более птицей, нежели человеком. На губах играла безмятежная полуулыбка, давно ставшая привычкой, длинные тонкие пальцы четырехпалой руки рассеянно теребили кисть на золотом шнуре, перехватившем в талии легкую светлую тунику-кепри. Ирлерр ждал.
Внезапный порыв ветра качнул ветки над головой и осыпал вождя ворохом лепестков. Янос чихнул от сильного сладкого аромата и посмотрел вверх.
— Vienn[1], Юдар, прекрати немедленно!
В ветвях показалась прозрачная морда воздушного Духа. Длинный усатый змей похихикал на разные голоса, сверкнул едва видимыми перламутровыми глазами и умчался летать среди ажурных висячих мостов и башен цитадели. Янос вздохнул и принялся отряхиваться.
В стороне на дорожке раздался негромкий хлопок воздуха от раскрывшегося портала. Под дерево, отведя низко растущую ветку когтистой рукой, шагнул высокий мужчина-кхаэль. В вечернем полумраке блеснули золотом глаза с овальными зрачками и широкой радужницей. Грива абсолютно белых волос свободно лежала на плечах и спине, крайние пряди были сплетены в две нетугие косы. Голову, украшенную короткими, загнутыми назад рожками, обхватывал простой серебряный обруч с чеканным узором, а темно-бордовый длиннополый кафтан был лишь слегка тронут золотой вышивкой.
Владыка Кхайнериар собственной персоной деловито прошел мимо привставшего было ирлерра и уселся прямо на резные кованые перила, ограждавшие сад со стороны пропасти. Ноги, обутые в мягкие сапоги из тонкой кожи, ступали по гравию совершенно бесшумно.
Он дернул заостренным ухом, снял с плеча небольшую матерчатую сумку и расплылся в улыбке. Заблестели длинные звериные клыки.
— Ждал, пернатый хитрец?
— И тебе привет, Кхайнэ, — искренне улыбнулся в ответ крылатый, назвав друга ласковым домашним именем. — Ну, кто?
— Девочка, как и ожидали, — от довольства кхаэль даже засветился легким, почти незаметным глазу белым сиянием. — Родилась перед самым восходом. Чистокровная кхаэлья. Золотая.
— А ты человечку ждал, папаша? — Янос все-таки поднялся и подошел к другу, изящно и чуть дергано переступая птичьими ногами. — Твои гены какую угодно кровь перешибут.
— Ну, Лира сильная женщина. Ведьма все-таки. Могло сбойнуть.
— Сам-то в это веришь?
Кхаэль повел ушами, будто отмахнулся от неприятной мысли, и извлек из сумки небольшую бутылку темного стекла, оплетенную витым шнуром, и два кубка. Янос хмыкнул.
— Сантекское игристое? И как достал? Даэйров ограбил?
— Не я, — самодовольно оскалился Кхайнериар. — Рахийяр подогнал. А я не отказал себе в удовольствии принести эту редкость тебе.
— Ну да, этот водоплавающий бандит сумеет утащить даже чешуйку с хвоста одного из сантекских старейшин, — фыркнул вождь.
— Просто потому, что какому-то разжиревшему даэйру лень встать и посмотреть, что у него там возле хвоста копошится.
Старейшин островных даэйров недолюбливали оба. За лень и заносчивость. Единственным адекватным членом Совета по их мнению был только Брендомар. По крайней мере у повелителя клана даэйров материковых не вставали дыбом крылья при виде него.
Тугая золотистая струя наполнила кубки, по саду разлился знойный аромат. Кхаэль утвердил бутылку на земле и отсалютовал другу.
— За Илленн эль Шиар-ад'Дин, наследную княжну Кхаалета.
— За нее.
Последние алые отблески зари погасли, уступив место глубокой вечерней сини. Россыпь звезд разгорелась ярче, и по небу от края до края протянулась Спица Колеса — звездный путь. За спиной у Эль-Тару[2] Кхайнериара нежно сияли первородным Светом восемь казавшихся тонкими от огромного расстояния стержней — восемь потоков Светлого истока, видимого только жрецам-Опорам. Кхаэль задумчиво допивал вино, глядя перед собой. Янос пристроился сбоку, опершись рукой о перила, и не мешал другу думать. Молчание текло, как вода, падало наземь густыми каплями. Легкий ветерок шевелил правителям волосы, ластился, обретая очертания змея. Лишь когда ночь совсем завладела небом, Кхайнериар заговорил негромко и задумчиво, глядя на широкую ветвь галактики над собой:
— Колесо поворачивается. Третью ночь не могу уснуть, глядя в поле вероятностей. Третью ночь вижу перемены, которые от меня не зависят.
— Без перемен нет жизни, — философски ответил ирлерр, искоса глянув кхаэлю в глаза. — Лучше сразу признавайся, что тебя тревожит.
— Темные, — ответил Кхайнериар. — Пока что — только Темные. Их Исток почти иссяк. Равновесие слишком сильно накренилось в нашу сторону.
— Ты же присмотрел будущего Владыку Тьмы, — прищурился Янос.
— Его еще воспитать надо. Причем так, чтобы Свет и Тьма навсегда перестали соперничать и перетягивать чаши весов. Но дело даже не в этом… Я планировал долго и точно, даже нужные отражения уже начали свой путь, но… всплыли ноые переменные. Силы, даже намека на которые раньше не было в раскладе. Факторы, которые я никак не могу контролировать.