Писательница Хасэгава Сигурэ росла неподалеку от района Кодэммате, где привычными были звуки кузниц, запахи жареных морских моллюсков и масла камелии с маслобоен20. В своих мемуарах она писала, что тюрьма считалась грязной, но ей это казалось несправедливым, ведь «там ни в чем не повинные люди были заперты наряду с виновными». Когда в 1875 году тюрьма была закрыта, а здания снесены, отцу Хасэгавы была предложена часть квартала, на землях которого они стояли, однако он наотрез отказался: Категорически нет. Ya da kara, na. Он не был слабым человеком, писала Хасэгава. Как самурай, он носил длинный меч и охранял Замок Эдо еще несколько месяцев после того, как его покинул сёгун, а новая столица императора считалась едва ли не противозаконной. Но никакие выгоды не заставили его преодолеть отвращение к этому месту.

Мать Хасэгавы уговаривала его пересмотреть решение – ведь с этими землями мы станем богаты! – Но он оставался непреклонным: «Я слышал крики людей, которых здесь пытали. Их пытали без всякой вины. А люди, которых ждала казнь! Одного, я видел, волокли к месту казни за волосы. И он продолжал вырываться. Даже когда ему отрубили голову, руки оставались связанными за спиной, а тело продолжало дергаться. – Мне не нужно ни клочка этой земли».

– Вы пришли, потому что вы христианка? – спросил Накаяма, здешний священник. – Я всегда отличаю христиан, впервые пришедших сюда. Они приносят белые лилии в честь иезуита, которого пытали и казнили в этой тюрьме.

– Я ищу колокола времени.

– Вот как? – Священник оглянулся на башню с колоколом. – Он был в замке Эдо. Но его перенесли в тюрьму, так как звон раздражал сёгуна. Теперь мы звоним в этот колокол накануне Нового года. У него не самый лучший тон. Хотя чем чаще звонишь в колокол, тем лучше он звучит.

Священнику – Накаяма Хироюки – около восьмидесяти лет. В Даи-Анракудзи он живет с тех пор, как ему минуло четырнадцать. Его семья переехала тогда из Киото.

Внутренний двор храма Даи-Анракудзи – водоем, заполняемый приливом; в нем множество предметов, принесенных из других храмов, других мест и других эпох.

Отполированная каменная глыба считалась священной у айнов, коренного населения Японии. Внутри находятся окаменелые останки змеи. Приходящие в храм больные проводят ладонями по ромбовидной голове змеи и по ее чешуе, молясь об исцелении. Окаменелость извилистой формы похожа на плеть. Или же на букву какого-то неизвестного алфавита.

Деревянное изваяние богини литературы и музыки, восьмирукой Бэндзайтэн. У нее эмалевые глаза и лицо, потемневшее от дыма; в конце XIX века ее привезли в Даи-Анракудзи во время реставрации Мэйдзи, когда по всей Японии буддийские храмы подвергались разорению и уничтожались.

– Этой Бэндзайтэн тысяча лет. Она была изготовлена для воинственной жены сёгуна. – Накаяма улыбнулся. – Четыре руки богини недавно отреставрированы, это обошлось в двенадцать миллионов иен за каждую! А когда мастера приступили к работе, голова статуи качнулась. Резчик ее снял и нашел миниатюрную копию «Сутры золотистого света». Когда свиток развернули, он оказался 25-метровой длины. И еще девять сутр обнаружилось внутри Бэндзайтэн. Накаяма поднял большой палец: «Вот такой свиток».

Священная cутра золотистого света названа так по Десятой главе, в которой бодхисатва мечтает о золотом барабане, который «освещает небо подобно диску солнца»21. Святой человек появляется, чтобы ударить в барабан, который призывает всех, кто его слышит, покаяться. Правитель, который сделал бы копию этой сутры, мог быть уверен, что он будет процветать, его царство станет богатым и мирным; что не будет ни болезней, ни бедствий в его царствование. В средневековой Японии копии сутры Золотистого света хранились в тайниках под потолком для защиты дома от молнии или иных бедствий.

Изображение Бэндзайтэн имело собственное небольшое, красное с золотом святилище совсем неподалеку от храма Даи-Анракудзи, напротив места, где казнили осужденных. Оно имело форму лунных ворот; такое святилище – только портал, самого здания как такового нет. Внутри, в темноте, мигали электрические свечи, освещая золотой лист на туфельке богини, её усыпанные блестками одеяния, глаза дракона на ее нагруднике, плод в одной из ее восьми рук. Глаза богини сияют, отражая весь свет, что вокруг нее.

– Цвет почвы рядом с колодцем был другим, – заметил Накаяма. – Темнее. В этом месте палачи обмывали отрубленные головы, прежде чем вывесить их на пиках у южных и северных ворот города. Колодец использовался до 1964 года.

Накаяма сам наблюдал, как наглухо перекрывали воды источника и камни над ними.

Мы сидели на полу в одной из задних комнат храма и пили чай из Киото. Накаяма предлагал приготовить кофе, однако чтобы «обжарить зерно, понадобился бы час времени». Он очень сожалел.

Комната была пуста, если не считать низкого, красного, лакированного столика, свитка и доски для игры го из светлого дерева. Бумажные экраны рассеивали свет.

– В 1875 году один священнослужитель проезжал мимо старой тюрьмы Токугавы в Кодэммате. Заключенных к тому времени только что перевели в Ёцую, а старое здание стало использоваться как продовольственный склад.

На том самом месте, где осужденным рубили головы, священнослужитель увидел воспаряющий фосфор.