И вот такая нелепая, в огромных ботинках и жуткой шубе, я иду через замерзший поселок.

Мне предстоит пройти через «студгородок» – несколько стоящих рядом общежитий для студентов Молочно-Хозяйственной академии. Все – и я в том числе – знали, что район этот «нехороший». Длинные дома, покрытые облезлой белой штукатуркой, с осыпающимися кирпичами, внушали страх. Почти все время рядом с общежитием – безлюдно, словно в фильме ужасов. Да и не все студенты там были благополучные и адекватные.

Такое окружение закаляет, правда? У тебя есть семья, друзья, и они помогают выстоять против враждебного мира.

В моем раннем детстве мы жили бедно. Отчим практически не зарабатывал, мама выходила на работу, только когда позволяло здоровье.

Я не представляла, что могут сделать со мной студенты, просто боялась – инстинктивно, как зверек. Я вообще была похожа на зверька, не зря бабушка называла меня ласково (и называет до сих пор) «Маугли». Даже внешне я походила на Маугли из мультика – подвижная, худая, смуглая, черноволосая. Общалась я и с девочками, и с мальчиками, но сама, хоть и восхищалась женственной мамой, никогда «принцессой» не была. Я росла пацанкой, любила подвижные игры, выступала в школьном театре и всегда на утренниках играла первые роли.

Я прихожу домой, замерзшая, вешаю куртку на крючок в прихожей. У бабушки очень бледное, напряженное лицо:

– Во время операции у мамы случился пневмоторакс, пробили легкое катетером. Она в реанимации.

Шок. Удар. Мама должна выздороветь, должна жить вечно!..

Мама вернулась. Ничего я не ждала так, как встречи с ней. Как поклонник ждет встречи со звездой. Она вернулась – и я была счастлива. В первую же ночь я залезла к ней в постель. На прооперированную ногу маме нельзя было опираться, и нельзя было, чтобы неподживающая пятка касалась простыни – поэтому мы подложили под ногу подушку.

Мама спала, а я следила, чтобы больная нога оставалась на весу, чтобы не соскользнула с подушки. Я провела всю ночь без сна – с счастьем, радостью и нежностью следила, чтобы маме было удобно.

Жизнь шла своим чередом. Я училась, мама работала и тусила с друзьями – и меня всегда с радостью отпускала к подругам или, такую маленькую, на дискотеки. Отчим-папа был рядом, и мы с ним ладили. Когда шли вместе в гараж за машиной, отчим толкал меня, кидал в сугроб, снег набивался в рукава и под шапку, отчим отряхивал меня – и мы вместе хохотали.

Когда он сменил работу, занялся бизнесом по продаже плитки, то вместе с партнером заказал настоящую рекламу по телевизору. Мы втроем сели перед телеком и ждали начала ролика – это было будто частью сказки про идеальную семью.

А потом наши отношения начали портиться.

Я всегда была самостоятельной, сама за себя отвечала. Родители не ходили на собрания в школу – мама болела, отчим работал. Я не убегала из дома, не пакостничала, хорошо училась. В общем, я была примерной девочкой. И очень, очень взрослой. Гораздо взрослее моей мамы.

Утро начиналось с того, что будильник звонил три раза: 6–30, 6–45, 7–00. До сих пор я не встаю по одному будильнику, перевожу на «еще десять минуточек, ну пожалуйста». За окном было еще темно, и просыпаться, выходить в холод не хотелось. Но я должна была это сделать, я не прогуливала школу.

Встав, я заглядывала в спальню родителей:

– Мама, вставай!

– Еще минуточку…

Я ставила на плиту чайник со свистком, умывалась, заваривала маме кофе – она пила растворимый с сахаром. Возвращалась в спальню:

– Мама, вставай, ты проспишь!

– Ну еще минуточку…

– Мама, я тебе кофе сделала.

Я завтракала сама и оставляла на столе кофе и бутерброды для мамы. Уже одетая, шла ее тормошить:

– Ну-ка вставай! Опоздаешь же!

– Отстань, дай мне поспать!

– Мама, подъем, иди кофе пить!

Она вставала, растрепанная, сонная, недовольная, бурчала на меня, а я убегала в школу. Каждое утро это повторялось – будто мы менялись ролями, я была старшей, а мама – вечной девочкой. Нежной, своенравной девочкой.

Может быть, поэтому они с отчимом начали ругаться – и свое недовольство он вымещал на мне. Нет, он меня не лупил. Максимум – подзатыльник… Но он стал деспотичным, придирчивым и по-настоящему изводил меня.

Я приходила из школы, и, если мамы еще не было дома, начинался кошмар. Мама могла зависнуть в баре с подругами, пойти гулять, и отчим сатанел.

Он был высокий, по крайней мере, для меня, накачанный, с прекрасной фигурой. Конечно, я его слушалась.

– Уберись, – приказывал он мне, – развела тут бардак.