Шрифт:
Ощущение бесправия начинает накатывать быстро и неумолимо. У тебя забрали паспорт, проверили все твои вещи и, не дав тебе даже в последний раз прикоснуться рукой к родным, по оцепленной солдатами дорожке препроводили в автобус: «Хоть бы ещё раз дотронуться до матери, прижаться к подруге, обнять отца, пожать руку друга. Нет, ты уже не их – тебя отобрали, выкорчевали и угнали!»
Когда мы оказались в автобусах, наши родственники и друзья, возмущённые тем, что не дали в последний раз попрощаться, стали их раскачивать, а милицейский уазик чуть совсем не перевернули. Пока происходила эта суматоха, через окна производились последние рукопожатия и передача заготовленных, но не проверенных комиссией провианта и запасов.
До сборного пункта в Егоршино путь не близок. По мере движения к нашим двум автобусам прибавилось ещё восемь. В то утро из города вывезли примерно 500 600 потенциальных защитников Отечества.
Благодаря умению призывников и напористой смекалке провожающих, в нашем автобусе оказалось несколько бутылок вина и водки, что тут же разделило коллектив на неравные части. Инициативные, не гнушаясь знакомством, быстро сгруппировались на задних сидениях, оттеснив испуганных молчунов к середине и на передок.
Сопровождавший нас прапорщик здоровьем явно не блистал – вечерняя, а может, и ночная подготовка к утреннему призывному мероприятию выходила из него паром и выхлопом. Случайно влетевшие мухи бились о стёкла и лезли в щели, чтоб только не ехать с ним в одном салоне. Он разместился на первом сидении и тупо смотрел вперёд, лишь иногда его рука поднималась, чтоб платком протереть затылок и осушить лицо.
Мы же такие все одинаковые уже сейчас разделились на две команды.
Первые – бравые, уверенные, говорливые – скучковались на задних сиденьях, куда потянулся весь общий харч и горячительные напитки.
Вторые – молчаливые, скованные и пугливые, которых было большинство – сидели, замерев в ожидании чего-то. Интересно было к ним обращаться.
– Эй, ты! – Все Вторые замирали, выпрямив спины, и, как коровы на лугу, начинали смотреть в одну сторону – в сторону прапорщика.
– Ну, ты, в серой куртке! – Вторые, слегка поворачиваясь в сторону прохода, глазами начинали искать обладателя такой куртки.
В то время было принято уходить в армию в телогрейке, чтобы не было жалко с ней расстаться, но были и интеллигенты в серых болоньевых куртках.
– Серёга, ткни перед собой! – Это обращение к одному из Вторых.
Имена людям нужны для избирательного общения, вот мы их и начали запоминать.
Мы, Первые, перезнакомились почти сразу, как только автобус покинул пределы нашего городского района. И пока мы перегруппировывались в пространстве автобуса, Вторые, ватными болванчиками, предавались грустному рассматриванию окрестных пейзажей, бежавших вдоль дороги. После первых глотков из горла за окном выглянуло солнышко, и автобус поехал ровней, не обращая внимания на тогдашнюю ущербность социалистических дорог.
Первая бутылка выгнала грусть, вторая очистила горизонты сознания, а третья, убив дискомфорт, превратила наш переезд в увеселительную прогулку.
Серёга ткнул ладонью в спину впереди сидевшего и замер, как взведённый курок, готовый в любой момент произвести поступательное движение. Обладатель серой куртки в очках из металлической оправы в два приёма, как робот, повернулся к нам. Правда, сделал он это как-то не до конца, а так, чтобы смотреть и в нашу сторону, и не упускать из виду автобусного прапорщика. Я и не предполагал, что возможно одномоментно развернуться в две противоположные стороны.
Для меня начиналась новая жизнь – жизнь познания человека индивидуального.
– Как там тебя? Колбаса есть?
– Нет! – голосом пионера ответил будущий защитник Отечества.
– А что есть?!
– Два бутерброда, пряники, сушки и немного конфет, – отрапортовал юный ленинец.
– Ну, кинь что-нибудь на стол! Ты – нам, мы – вам.
Команды, не перебивая друг друга, сыпались от Первых по очереди. Ранжира в том коротком знакомстве ещё не было, и поэтому все Первые друг к другу относились с уважением.
Очкарик, не опуская головы, нервно зашарил по сумке, его тело немного склонилось в сторону прапорщика и как бы просило о помощи. Но тот только громко выдохнул и в очередной раз протёр лицо. Обладателю серой куртки стало понятно, что повторение поступка Павлика Морозова в данной ситуации не состоится. Нервно двигая затылком, он опустил голову и начал осознанный отбор съестного для поставки на стол Первых. Но так как его действия имели затяжной характер, Серёге было велено взять его сумку и передать её к нам на досмотр. Выполнив вменённое ему указание, он снова привёл себя в состояние боевой готовности.