Вот уже полчаса она наблюдала за его лицом. Как он хмурил брови, когда Франция забивала гол, как загорались его глаза, когда Англия выходила вперед. За месяц общения с Беном Таш настолько прониклась игрой в регби, что радовалась вместе с ним каждому забитому Англией мячу. Они встречались, как это делало большинство половозрелых человеческих особей в крупных городах, два–три раза в неделю. Такая иллюзия отношений – регулярный секс и немного эмоций. Вроде, все, что необходимо в современной жизни.

Таш не переставала любоваться его шикарным телом – он действительно был породистым жеребцом. Но за это время она успела узнать, что к отличному физическому развитию прилагалась полная эмоциональная закрытость. Бен не был способен выразить свои чувства. Порой ей казалось, что он не мог их выразить даже себе. Не зря Англия снискала себе славу кузницы ледяных сердец. Как только отпрыску исполнялось семь лет, родители выпроваживали его в школу–интернат, снимая с себя обязательства по его воспитанию, а сами мило продолжали наслаждаться жизнью. Школа прививала юнцу хорошие манеры, закаляла его тело и дух, но никак не обучала его эмоциональной грамотности.

Бен приобнял ее:

– Малыш… – он замешкался, – … ты такая красивая. Ты знаешь… твои джинсы – настоящий итонский голубой.

Таш обрадовалась. «Угадала с выбором!»

– Малыш… – казалось, он подыскивает нужное слово, – какой красивый браслет. Золото?

– Да! Представь, сегодня подарила подруга. Передала с водителем. Странно, правда?

Таш и в правду удивилась, когда развернула сверток, переданный Фаиной. На ее удивленный вопрос Фаина ответила, что этот золотой браслет «Картье Лав» – один из нежеланных подарков на день рождения, вот она и раздаривает их подругам.

– Замечательные у тебя подруги! – усмехнулся Бен, и неожиданно лицо его посерьезнело. – Ээ–э… я должен тебе что-то сказать.

Неужели сейчас? Неужели сумела растопить лед северных морей и достучаться до глубин островного сознания?

Он поднялся и шагнул к журнальному столику. Взяв с кипы бумаг цветной буклет, он вернулся на место.

Таш затаила дыхание. «Может быть, это реклама отеля, в который мы поедем отдыхать? – ее сердце радостно застучало… – На медовый месяц…»

– Посмотри, – он передал ей глянцевый буклет. Она уже было приготовилась выразить восхищение – броситься ему на шею. Или лучше скромно затрепетать ресницами? Взглянула на картинку. На фотографии был красивый викторианский дом. Таш оказалась в замешательстве – вертела буклет в руках, ожидая разъяснений.

– Родители выставили наш дом на продажу, – обреченно сообщил Бен. – На днях мне позвонил отец и спросил, есть ли у меня работа. Понимаешь?! – Он резким движением заправил за ухо выпавшую на глаза прядь волос… – Они продают дом, в котором я родился, вырос, где я провел все детство…, и спрашивают, есть ли у меня работа! Они даже не знают, что такое «работа»!

Его глаза были холодны как сталь. Таш даже показалось, что в них заиграли новые оттенки серого. За все время Бен ни разу не позволил себе сорваться. Таш восхищалась, и, в какой-то степени, даже завидовала пресловутой английской сдержанности. Сейчас же ей показалось, что нечто, отдаленно напоминающее отчаяние, промелькнуло в глубине его глаз.

– Всю жизнь они провели между Лазурным берегом и загородным поместьем, принимали гостей и делали все, что им заблагорассудится. А мне теперь приходится работать!

Таш еще раз взглянула на буклет. Под фотографиями дома красовалась цена в пятнадцать миллионов фунтов.

Бен сел поближе:

– Вот это моя комната. Я там первый раз поцеловался с девушкой. А сколько вечеринок было в этом саду! – Одну за другой он показывал ей фотографии дома. – Как я буду жить дальше?!

Таш недоумевала. Она почувствовала себя чеховской Раневской, получившей известие о продаже вишневого сада. Или, скорее, героиней третьесортной пьески, главный герой которой с криком «я разорен!» бежит в слезах расставаться с постылой жизнью. Мелодраматичность ситуации позабавила ее настолько, что она не смогла удержаться от смеха.

– Ты шутишь?! – она пыталась придать своему голосу серьезность, – любимый, тебе нет и тридцати! Лучше подумай, как заработать денег, чтобы купить родителям новый дом.

Как бы цинично не звучали ее слова, говорила она от чистого сердца. Что такое бедность, она знала не понаслышке. Она видела ее во всех уродливых проявлениях по понедельникам и четвергам в арт-кружке, который папа открыл для детей из малоимущих семей. Она видела на них одежду из секонд–хэндов, видела измученных матерей, работающих на трех работах ради лишнего рубля на еду, видела уголовников–отцов, которых не брали на работу. Таш начинала как ассистент отца, но со временем и сама заняла место преподавателя по кройке и шитью. Как же радовались ребятишки, когда очередная вещица была готова и они могли надеть ее и выглядеть не хуже сверстников.

По рассказам Бена, после Африки отец занялся написанием книг о своем видении развития бедных районов Ботсваны. Эти книги никто не читал. Мать писала картины в китайском стиле – шинуазри, которые никто не покупал. Зиму они проводили в Антибе, лето – среди зеленых холмов и сказочных деревушек в Котсуолдс, спасаясь от летней жары Лазурного берега. Лондонский дом фактически пустовал, и его продажа не выглядела такой уж нелепой при нынешних взвинченных ценах на недвижимость.

– Малыш, ты права, – Бен снова улыбался.