Кстати, о Ми-6. В процессе полета на нем ощущалась приличная тряска, которая сказывалась на радиообмене, а если ларингофоны хотя бы чуть-чуть были ослаблены, то вообще, как говорится, трубец.

Так вот, возвращается обратно на Александрию экипаж Ми-6, который нас отвез в Умань. Он должен засветло сесть у себя на базе, поэтому идет напрямую, пересекая воздушное пространство Кировограда. Для этого он должен запросить у дежурного летчика на КДП этот самый пролет. Командир экипажа Ми-6 запрашивает дребезжащим голосом: «Луковка, Луковка! Я – 967. На высоте шестьсот метров прошу пролет вашей зоны на Платформу». «Луковка» и «Платформа» – радиопозывные аэродромов Кировограда и Александрии. Дежурный летчик Кировограда – «Луковки» – отвечает: «Я – "Луковка". Пролет разрешаю». И вдогонку запрещенное: «А почему голос дрожит?» Ответ командира Ми-6: «От раааадости! Домой лечу!» И тишина. В эфире много не разболтаешься: можно и на «пистон» нарваться. Я находился на первом перелетном общесоюзном канале радиосвязи на высоте десять тысяч метров. От этой молниеносной словесной перепалки, искромётности, реакции наступал такой приступ смеха – я думал, что выпрыгну из кабины от хохота. Это еще и потому, что начинаешь шкурой чувствовать: ты в эфире, а значит, и в воздухе не один. А напряженьеце-то есть! И военные и гражданские борта всех видов и мастей бороздят просторы «большого театра». И все, кому позволяет мощность бортовой радиостанции, слышат друг друга на 300–400 верст кругом в режиме ультракоротко-волновой связи (УКВ-диапазона). И через некоторое время об этом случае можно было услышать на другом конце Союза, разумеется, под своим соусом, в своей интерпретации.

В авиации популярна такая байка. Известная летчик-испытатель Марина Попович, жена космонавта, «ходила» на разгон и динамический потолок на самолете МиГ-21. Разгон – это достижение максимальной сверхзвуковой скорости и далее перевод самолета в расчетный угол тангажа для набора динамического потолка с уменьшением скорости полета до эвалютивной. Но некоторые «отчаюги» допускали, как бы нечаянно, потерю скорости и до нуля, благо 21-й тяжело входил в штопор. Чтобы это сделать, нужно было, как говорят, очень умудриться и совсем гадко пилотировать. «Умный» самолет! Он опускал нос ниже горизонта, «нюхал» обстановку, т. е. водил им влево-вправо, как будто его кто-то держит за хвост. И вдруг, как бы найдя свою «дырочку», уходил из разреженных слоев стратосферы, как нож в масло, в плотные слои на высоте от пятнадцати тысяч метров и ниже, набирая необходимую для пилотирования скорость. Но фишка не в этом. Примечательно то, что двигатель не выключился, работая на форсаже. Или тропопаузы была выше обычного и плотность воздуха на этой высоте была выше обычного. Или просто слава советским авиаинженерам-двигателистам.

Так вот, летит себе Маришка по заданию. Молча гонит скорость, переводит в набор (все по заданию – зачем болтать) и спустя энное количество минут докладывает: «Я – такая-то (позывной), восемнадцать тысяч метров, задание выполнила, снижаюсь». Происходит это все на том же первом общесоюзном перелетном канале связи. И вдруг очумевший от женского голоса на такой высоте командир транспортного борта нажимает копку передатчика и говорит: «Бабонька! Какой черт тебя туда занес?» Полет Марины, как, впрочем, и все его обстоятельства, конечно же, контролировался и по связной и по радиолокационной линиям. Найти нарушителя радиообмена, да еще при таком фривольном обращении к известной женщине, труда не составляло. Так же, как и надавать ему за это «заслуженных щелбанов». Узнав об этом конфузе, Марина попросила не делать административных выводов. Потому что такое обращение «не по уставу» было для неё лестно и даже придало в какой-то степени силы и уверенности, что, конечно же, ей позволило счастливо закончить полет.

Я думаю, как только мещанин Крекутный, русский Икар, попробовал летать на шаре и упал на колокольню, началась наша авиация, а вместе с ней возник и ее категорийно-понятийный аппарат. Вообще, в авиации все особое. Действительно, человек всегда пытался преодолеть земное притяжение и вспорхнуть аки птица. И по ходу развития цивилизации для того, чтобы исполнить свою мечту, он применил разнообразные науки с целью развития авиации до сегодняшнего уровня. Перечислю отдельные науки и дисциплины, которые нашли свое законное и обязательное место в авиации. Физика, механика, химия, математика, металловедение, термодинамика, гидродинамика и собственно аэродинамика, а также теория реактивных двигателей (на этапе реактивной авиации), горюче-смазочные материалы, электротехника и электроника, вычислительная техника и компьютеризация, метеорология, картография. И, конечно же, сюда вошло всё, что связано с природой человеческого организма и его функционированием. Это, так сказать, научно-техническая платформа, фундамент авиации. На основании этой сложной, интегральной авиационной науки, по всем ее направлениям вырабатываются практические методики и правила – от проектирования летательных аппаратов до подбора летного персонала. Об этом написано множество исследований.

Я же, благодаря судьбе, и несмотря на училищный красный диплом, «цапанул» только маленькую частичку этих наук и стал летчиком-практиком. Думаю, не только «глубокий» профессиональный пилот, но и обычный человек поймет следующую научно-практическую сентенцию.

Наука говорит: механика точки, динамика полета и т. д. в интегральной и дифференциальной формах доказывают закономерности полета самолета как материальной точки в пространстве, так и его одномоментное вращение вокруг своих осей и центра тяжести. Говорится и рассчитывается: пилот вводит самолет в крен (вращение вокруг продольной оси) с такой-то угловой скоростью. Чтобы точно остановить самолет в заданном крене, нужно знать скорость изменения угловой скорости, то есть ее ускорение. Иначе говоря, первую производную. И упреждающими движениями привести ее к нулю. Представьте, пилот занимается этими расчетами! Кто он? Арифмометр «Феликс Дзержинский» или Pentium? Какого порядка!? Он человек, которому нужно в максимально сжатые сроки произвести нужные расчеты и выбрать правильное решение. Так вот, суть практики отбора в летное училище состоит в том, чтобы найти такого человека. Нужно через опосредованные данные: реакцию, объем внимания, его распределение и переключение, добавляю, быстроту переключения, найти и выбрать «организм», способный быстрехонько все это просчитать и выдать результат: самолет замер в нужном положении и режиме.

Я, кстати, говорю об этом и тем, кто считает военных тупыми и не слишком интеллектуально развитыми. Когда ты накрутишься «бочек» до тошноты (а это не моги! Позор на всю Россею!), «замандалинишься» до полосы, хотя бы разочек на глазах у всего честного народа на скорости километров этак под триста в час, и остановишься, подпрыгивая и резвясь, точно у «Т» вылезешь из кабины мокрый до трусьев, помочишься за отбойной плитой – вот тогда и приходи, говорить будем. Чапай пьет чай, и ты садись с ним. Вот так вот.

Знание всего вышеперечисленного, доложу вам, капитально давит на психику не только летчика-испытателя, но и рядового летчика – эксплуатанта. Особенно в истребительной авиации. Врубитесь! Машина сделана тысячами рук – от проекта, первых испытаний, заводского исполнения, заводских летных доводок, – уже для тебя тиражная, но она снова готовится в полет коллективом. И ты один садишься в нее и выжимаешь разрешенные возможности во имя Родины, людей, разрешивших тебе величайшую радость использовать это мощное оружие во имя тех, кто отдыхает и надеется на тебя. Вот так и не иначе! Подругому жизнь – что мыльный пузырь. Вот он есть, а вот его и нету.

К сожалению, нет бытового словаря авиационных фраз, приколов, выражений. Академики пишут словари русского мата. Объяснения: образованный человек должен знать родной язык от корней до верхушки. Зашибись! Но я согласен. Только в этой позиции: сначала расскажи мне хотя бы «Бородино», а потом можешь «вписать в дело» русский ядреный.

Смотрите передачи по сегодняшнему ТВ о персоналиях? Так вот: в основном там артисты, журналисты и иже с ними. И нам рассказывают: то он пьет, то он колется, то он непризнан, то ему не удалось сыграть главную роль в жизни и т. д. Поэтому вот он так безрадостно и живет. Дается это нам для примера и, главное, подражания. Но как перевоплощается! За это простим ему все остальное.