– Я уже говорил, что любопытен. Соблюдайте наш договор. Мне интересно посмотреть, чем закончиться ваша авантюра.

***

– Будете что-нибудь ещё, – спросил бармен, возвращая Антона из мира воспоминаний.

– Да, повтори.

Он подвинул бармену пустой стакан, в который тут же плеснула светло-коричневая жидкость. Было неудобно рукой в перчатке держать скользкий стакан, но он не любил, когда незнакомые люди таращились на его изувеченную конечность.

Один знакомый бродяга из прошлой жизни как-то сказал ему, дохнув перегаром:

– Знаешь на что похожа твоя клешня? Будто вознамерившись приготовить жирный наваристый супец, ты внезапно осознал, что забыл купить мясо, и не придумал ничего умнее, чем сварить бульон из собственной пятерни.

Ну да, примерно так она и выглядела.

Через два стула от Антона сидел простой работяга, заскочивший отдохнуть в душевной обстановке после изнурительной рабочей смены, прежде чем вернуться домой, где его дожидается вечно недовольная жена, вместо вкусного ужина приготовившая свежеиспечённый набор упрёков. Он заказал пиво. Дюран наблюдал, как по запотевшему бокалу медленно ползут маленькие капельки-слёзы, будто даже у куска стекла сегодня был повод для грусти. Работяга, не вникая в тонкости душевных метаний чувствительной барной посуды, смазал мокрый узор мозолистой рукой.

Проглотив очередную порцию дрянного пойла, Антон расплатился с барменом, сполз со стула и, пошатываясь, вышел на улицу в промозглую сентябрьскую ночь.

Захлопнув дверь, не включая свет, Антон скинул верхнюю одежду с ботинками, перчатки и прошёл в гостиную своей маленькой съёмной квартирки. За окном клубилась ночь. Света фонаря пробивающегося через грязное стекло хватило на то, чтобы Антон смог разглядеть на столе стакан и полупустую бутылку виски, которое было немногим лучше того, чем его поили в баре. Он небрежно бросил дипломат на стул, но промахнулся. С грохотом дипломат завалился под исцарапанный стол, призывно звякнула бутылка. Дюран наполнил не мытый, липкий стакан и плюхнулся на недовольно скрипнувший диван, выплеснув изрядную долю виски на руку. Чертыхнувшись, Антон облизал мокрые пальцы, обезображенные давним ожогом.

Херш был прав. Он, действительно, очень устал. Последние несколько месяцев сильно вымотали его, как физически, так и морально. Было потрачено уйма времени, нервов и денег. Хоть липовое редакционное удостоверение не пригодилось, оно могло понадобиться в будущем. Как бы тщательно он не готовился, всегда оставалась вероятность, что и в этот раз, его поиски зайдут в тупик.

На столе рядом с бутылкой стояла рамка с фотографией. В темноте было не разобрать, кто на ней запечатлён. Антон меланхолично посмотрел на тёмный прямоугольник, почувствовал, как шевельнулась застарелая тоска зазубренным гарпуном застрявшая у него где-то между рёбер, поднял стакан и прошептал:

– За тебя…

Залпом опрокинул в себя виски. Этот стакан явно был лишним. Через десять минут он уже сопел, раскинувшись на диване. Стакан выпал из расслабившихся пальцев, звонко ударился о давно не мытый пол, оскалившись влажными осколками. Антон лишь поморщился во сне и повернулся на бок, уткнувшись носом в пыльную спинку дивана.

В то время как Антон мирно храпел на продавленном диване, Старик широко распахнутыми глазами со смесью страха и восторга смотрел на приближающуюся к нему девушку. На ней как всегда было полупрозрачное просторное чёрное платье, складки которого колыхались, словно обдуваемые призрачным ветром. Шёлк струился по болезненно бледной коже. Пепельные слегка вьющиеся волосы обрамляли красивое лицо с острым подбородком и высокими скулами. Полные яркие губы, в темноте казались чёрными.

Она появлялась каждую ночь, оставляя после себя лишь шлейф тревожного воспоминания. Ей нравилось наблюдать за бурей эмоций разыгрывающейся на измождённом лице Старика, когда она медленно выходила из внезапно зашевелившихся теней. Уходя же, она небрежно, будто грязной тряпкой, не стирала, а размазывала следы своего пребывания в его памяти. В последнее время только так она и развлекалась. Не понимая, что его гложет, Старик мучился весь день, с ощущением, что как только дежурная медсестра погасит свет, и утихнет шум в больничном коридоре, произойдёт что-то зловещее.

Не обращая внимания на неудобства и аромат давно не мытого тела, девушка присела на край кровати и начала отстранённо гладить Старика по почти лысой голове, устремив мечтательный взгляд в окно на мерцающую полосу разлившегося по небу млечного пути. Комнату наполнило еле слышное жужжание, будто где-то неподалёку включили генератор.

– Время истекло. Сегодня наша последняя встреча. Ты рад? – мягко произнесла девушка, и прикоснулась тонким пальцем к губам Старика, возвращая ему голос.

– Ты не настоящая… Это всё таблетки… Уходи… Я не верю… – зашептал Старик и начал хлопать себя ладонью по голове, пытаясь выбить из неё до ужаса прекрасное видение.

Девушка хлестнула рукой по воздуху, Старик захрипел. Раскрыв в немом крике рот, он забился в угол кровати и тощими руками, с которых свисала морщинистая шелушащаяся кожа, вцепился в поручень, до боли напрягая вялые мышцы.

– Не надо… Я слышала это сотни раз. Всегда, одно и то же.

Старик схватился за крестик на шее. Девушка улыбнулась, отчего на её щеках появились милые ямочки.