– А можно взять с собой доллары, у меня остались от прошлой поездки.

Мягкое дуновение общего тихого вздоха заметалось по углам кабинета, закруглилось под стол и за шторы, спряталось там от тяжёлой недоумённой тишины. Кто-то в углу украдкой покрутил пальцем у виска.

Выйдя через минуту из состояния окаменелости, завотделом произнёс ровным поставленным голосом:

– Всем вам известно, что больше двадцати рублей брать с собой нельзя, а ведь при возвращении с грузом необходимо, как правило, такси. Я сам всегда делаю так: в аэропорту имеется сберкасса, перед отлётом я завожу сберкнижку, кладу на счёт пятьдесят рублей, когда пересекаю границу обратно, иду в сберкассу и снимаю эти пятьдесят рублей, за год даже проценты набегут, ха-ха!

– Хе-хе, – поддержал начальнику Стас.

Этот любознательный шатен и был Руслан.

– Я так и не понял, можно ли взять доллары? – заявил он высоким «лекторским» голосом, когда мы толпой вывалились из кабинета в коридор.

– Сколько? – полюбопытствовал Виктор.

– Двенадцать долларов.

– Спрячь в носок.

– Когда?

– Ты где живёшь?

– В Лефортово.

– Вот сейчас и спрячь, по дороге в Лефортово.

– Горе ты моё! – зашумела на Руслана его жена Ирина, оказавшаяся, кстати, той самой дамой, которая налетела на нас получасом раньше и ошарашила вопросом об аккордеоне. – Ну кто тебя за язык тянул?

– Всё, – прокомментировал Виктор. – Больше нам не суждено зреть это семейство.

Однако, тут он ошибся. Но об этом потом.

После Хартума можно приземляться на любой тропический аэродром: хуже не будет.

– Вить, сколько там в этот раз было?

– Сорок восемь градусов только.

– А, чёрт! И пойло какое-то подсунули вместо коки.

– Зато сверху красиво: Белый Нил, Голубой Нил, потом вместе сплошные «нилы».

– А, чёрт! Сверху б их и видеть! Ветрюга так обжигает, хуже сауны. И ведь когда бы не хрястнулся – летом, зимой, осенью – всегда одно и то же.

– Нет, ребята, – вступил в разговор горбоносый и чернобородый попутчик, сидевший третьим на нашем ряду кресел, – здесь есть своя прелесть, особенно весной, в пору дождей. Да и не ветер это, а так, ветерок. Вот в прошлом году я просидел тут неделю из-за сирокко. В гостинице задраили все стёкла и ставни, но после бури в комнатах на полу было на тридцать сантиметров песку, ей-богу!

В общем, когда мы покинули авиалайнер где-то у экватора и очутились перед аккуратным двухэтажным, довольно современным зданием маленького аэропорта, около которого не было никаких других самолётов, даже местных, жара и влажность воспринимались как нечто родное и привычное.

– Смотри, Витя, нас встречают почётным караулом.

– Да уж, судя по Бейруту, мы просто випы.

Как известно, на международном жаргоне турагентств и госчиновников аббревиатура ВИП означает «очень важная персона» (с английского). Мрачная шутка Виктора напомнила, что в Бейруте мы выгружались и загружались под дулами автоматов не полиции, а армии. И личный досмотр соответствовал. Правда, нас пропустили, почти не глядя. Но в память врезалась картина: стоит здоровенный негр с поднятыми руками, а по нему ползают двое щуплых ливанцев под охраной ещё двух со скорострелками наизготовку. Я думал, они ему в уши залезут.

Из самолёта, между прочим, вместе с нами высыпала толпа ливанских, сирийских, египетских и прочих торговцев и коммивояжёров.

– Ну, сейчас начнётся цирк. Отольются кошке мышкины слёзки, – заявил Виктор, переступая порог «международного» аэровокзала.

И точно. Будто по сигналу, на нашу кучку пассажиров со всех сторон набросилась с гиканьем, уханьем и прибаутками жадная стая иссиня-чёрных таможенников и полицейских. Чемоданы мгновенно раскрывались, их содержимое вываливалось на пол, сумки переворачивались и вытряхивались, карманы вывёртывались и облегчались, бумажники порхали из рук в руки, паспорта и визы не интересовали никого. Если кто-то видел налёт макак-резусов на курятник, то живо может представить себе происходившее.

Мы вместе с чернобородым спокойно стояли в центре этого столпотворения, как ось земная или глаз тайфуна. Других европейцев среди пассажиров не было.

– Телеграмму, видать, зря давали, – заключил Виктор.

– Ничего, меня встретят, – отозвался чернобородый, – а, вон наш посольский завхоз ломится.

Завхоз, развевая полы распахнутой ковбойки и блестя каплями пота на волосатом животе, скорее не ломился, а проскальзывал по направлению к нам.

– Здоров, Андрюха, как долетел? – адресовался он к бородатому.

– Ничего, нормально. С попутчиками вот…

– Кто такие?

– Мы в университет, – разъяснил я.

– А чего ж вас ГКЭС не встречает?

– Наверное, от радости никак не очухаются, – ответил Виктор.

– Ну, ладно, мы вас у ихнего офиса вывалим, нам всё равно мимо ехать. Давай, все за мной!

Подхватив пожитки, мы стали прорываться к выходу. До вожделенной двери на свободу оставалась три шага, когда на плечо Виктора опустилась властная чёрная рука.

– Стой!

Мы остановились.