Качели оказались единственным доступным развлечением.

– А твои родители ладят друг с другом? – спросила я, работая ногами и снимая на камеру свои коленки, в то время как Адам лишь слегка покачивался.

– Уточни, что значит ладят.

– Они могут разговаривать друг с другом без адвокатов? Или находиться в одном помещении, не выкрикивая непристойностей? Пристают к тебе с просьбами шпионить для них?

– На прошлой неделе моя мама испекла папе его любимый пирог и передала с братом. Просто так.

– Вау. Это… даже не знаю, как это назвать.

Адам повернулся ко мне, обвивая рукой цепочку качелей. Я не могла удержаться и на несколько секунд подняла камеру, делая вид, будто хочу убрать ее в сумку, а на самом деле – чтобы запечатлеть его.

– Все так запутанно. Люди расстаются, когда больше не любят друг друга. Когда мой отец съезжал, мама помогала ему собрать вещи. Они в буквальном смысле делали это вместе.

– Ты наверняка догадываешься, почему они разбежались.

Адам опустил взгляд на свои руки. Похоже, я задала не тот вопрос. Может быть, произошло что-то ужасное, как если бы его родители узнали, что они родственники. Я подавила дрожь и сменила тему разговора, пока Адам окончательно не впал в ступор.

Мы покинули качели и нашего снеговика и побрели обратно. Снег повалил крупными хлопьями. Чем ближе мы подходили к дому, тем медленнее протекал наш разговор, пока не иссяк на парковке.

– Что ж, было весело, – сказала я.

– Да. – Адам держал руки в карманах и с таким интересом разглядывал здание, словно забыл о моем существовании.

Супер.

Я взглянула на наш этаж.

– А там будет совсем не весело.

Его губы едва шевелились, когда он ответил:

– Да.

Я бы могла сказать, что уже и сейчас не весело, но сомневалась, что он услышит. Наверное, наивно было думать, что ему захочется весь день развлекать меня, спасая от Шелли, поэтому вместо того, чтобы показать свое разочарование, я приняла бодрый тон и попятилась к двери.

– Ну что ж, думаю, еще увидимся.

– Погоди, ты что, уходишь? – Он чуть не споткнулся, когда побежал за мной, не заметив выбоины в асфальте.

Я замедлила шаг.

– Ты получил фотографию, я провела съемку, и ты явно хочешь остаться наедине со своими мыслями, так что… – Я отступила назад.

Он слегка кивнул.

– Да, справедливо. Мне очень жаль, но я еще не знаю, как с этим быть. – Он бросил быстрый взгляд на окна квартиры своего отца и снова посмотрел на меня.

Я пожала плечами и тихо сказала:

– Никто не знает, как с этим быть.

– Но мы все равно должны это терпеть.

На это я ничего не ответила.

Он целеустремленно направился ко мне, и мое сердце неожиданно забилось быстрее, когда мне пришлось поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Сегодня действительно было весело. И, честно говоря, даже не знаю, что бы я делал, если бы ты не пришла и не забрала меня с собой. Я пойму, если тебе нужно идти, но, может, ты не… – Приподнялась его рыжевато-коричневая бровь, и у меня участился пульс.

Мои губы дернулись, и он покраснел.

– Мне не нужно идти, во всяком случае, если ты можешь предложить что-нибудь получше.

– Уточни, что значит получше.

– Только не Шелли.

Адам усмехнулся.

– Заметано.

Наверное, я – худший в мире игрок в покер.

Отец и Джереми уехали в закусочную, а мы с Джолин сидели на ковре в нашей гостиной с опустевшей миской из-под попкорна и растущей кучей соленых крендельков, конфет и всякой всячины, пригодной для ставок. Я поймал ее на слове, когда она попросила предложить что-нибудь получше, чем Шелли, и мы долго бродили по окрестностям, прежде чем вернулись в квартиру моего отца, как только они с Джереми уехали.

День получился на удивление веселый, хотя она практически обчистила меня час назад и уже присматривалась к моей футболке с лого «Филадельфия Флайерз» [17] . Когда я проиграл еще одну партию, она закатилась злодейским смехом, подгребая к себе весь выигрыш.

– Ты жульничаешь.

– Почему неудачники всегда так говорят? – Она подмигнула мне и принялась сдавать карты.

– Нет. – Я откинулся назад и положил голову на сиденье дивана. – С меня хватит. Мне больше нечего проигрывать.