Шрифт:
Вот и все, пожалуй. Остальное не интересно.
Коляска в сопровождении кавалькады всадников в мундирах при эполетах и аксельбантах остановилась на пригорке. Здесь, в двадцати шагах от дороги имелась поляна с окружавшими ее густыми кустами. Они-то и были целью пассажиров коляски: командующего 2-й Западной армией Багратиона, начальника штаба Сен-При и генерал-квартирмейстера Вистицкого 2-го. Пока генералы, отойдя к кустам, справляли нужду, денщики разложили походный столик и сервировали его серебряными кубками и блюдами с закусками. Один из них приготовил флягу с водой и чистое полотенце.
– Перекусим, Петр Иванович? – предложил Вистицкий, когда все трое вернулись к коляске.
– Смоленск скоро, – засомневался Багратион. – Там пообедаем.
– Вдруг не предложат? – пошутил Сен-При, произнося русские слова с заметным прононсом. Французский эмигрант, он уже два десятка лет служил новой родине и неплохо знал ее язык, но в обиходе предпочитал французский – благо в окружении Багратиона его все понимали. Однако с началом вторжения Бонапарта перешел на русский.
– Думаешь? – сощурился Багратион. – Хотя от немца всего ждать можно.
Все трое рассмеялись немудреной шутке. Не для кого не было секретом натянутые отношения между командующими 1-й и 2-й армиями. В письмах к императору Багратион критиковал Барклая де Толли за тактику отступления и настаивал на генеральном сражении. Указывал на свое старшинство в чине по сравнению с Барклаем [77] и просил поставить его во главе двух армий. Не срослось…
Генералы ополоснули руки под водой, слитой им из фляги, вытерли их полотенцем и перешли к столу. Там выпили вина из наполненных адъютантом кубков и занялись закусками. Накалывали серебряными вилками ломтики ветчины и отправляли их в рты, заедая кусочками хлеба. Хрустели свежими огурцами и перьями зеленого лука, макая те в серебряную солонку. Ели быстро, по-походному, как привыкли в многочисленных кампаниях. Багратион стоял спиной к дороге, Вистицкий – боком, и лишь Сен-При – лицом. Он и увидел первым странную процессию.
77
В чин генералов от инфантерии Багратиона и Барклая де Толли произвели одним указом, но фамилия Багратиона по алфавиту стояла выше, что дало повод князю отстаивать свое старшинство.
– Гляньте, Петр Иванович! – воскликнул, указав вилкой.
Багратион обернулся и несколько секунд удивленно смотрел на движущуюся по направлению к пригорку странную колонну. Во главе ее ехали всадники в зеленых мундирах с ружьями за спинами под предводительством офицера. Следом две пары лошадей тащили пушки без зарядных ящиков, за ними катил дормез, запряженный четверкой лошадей, а далее тянулись повозки – крытые и без тентов.
– Похоже, егеря, – сказал Сен-При. – Мундиры русские. Но откуда они здесь? Из армии Барклая?
– Не конные, – заметил Багратион. – В седлах сидят, как собака на заборе.
Все трое заулыбались. Немудреная шутка, пущенная еще Петром I, до сих пор была популярна в армии. «Офицерам полков пехотных верхом на лошадях в расположение конных частей являться запрет кладу, ибо они своей гнусной посадкой, как собака на заборе сидя, возбуждают смех в нижних чинах кавалерии, служащий к ущербу офицерской чести», – требовал в своем указе первый русский император. От того Багратион предпочитал передвигаться в коляске – и комфортнее, и ущерба чести нет.
– Сейчас узнаем, кто таковы, – добавил он, заметив, что егеря стали спешиваться. Видимо, их командир разглядел генералов и решил привести подчиненных к должному их состоянию. Егеря, оставив лошадей на обочине, споро построились в колонну по четыре и зашагали к пригорку. Оставшийся в седле офицер что-то прокричал, махнув рукой, и солдаты запели.
– Путь далек у нас с тобою, веселей солдат гляди. Вьется, вьется знамя полковое, командиры – впереди, солдаты – в путь, в путь, в путь… – донеслось до генералов. – А за тебя святая, Отчизна дорогая, Багратион нас в бой ведет, солдаты – в поход…
– Хм! – сказал Вистицкий. – Похоже наши. Про вас поют, Петр Иванович.
– Хорошая песня, – поддержал Сен-При. – Правильная.
Багратион промолчал. Ему самому понравилось, но говорить это подчиненным он не стал. Тем временем колонная взошла на пригорок.
– Каждый егерь – воин бравый. Смотрит соколом в строю. Породни… роднились мы со славой, славу добыли в бою, – пропели солдаты и смолкли, подчинившись жесту командовавшими ими офицера.
– Рота стой! – крикнул тот. – На-пра-во! Смирно! Ружья – караул!
Егеря выполнили команду слаженно. Перед генералами встал строй солдат в видавших виды, но чистых мундирах. На блестящих штыках ружей играло солнце. По всему было видно, что перед генералами стоят не новобранцы, а опытные бойцы. На начальство смотрят лихо и без боязни. Багратион довольно крякнул. Тем временем офицер слез с лошади и, заметно хромая, направился к генералам. Остановившись в паре шагов вскинул ладонь к киверу.
– Ваше сиятельство! Командир третьей роты первого батальона 6-го егерского полка штабс-капитан Спешнев. В сражении под Салтановкой был загнан в лес артиллерийским огнем противника. Потерял от него большую часть нижних чинов роты и всех офицеров. Сам был ранен в ногу. По этой причине отстал от своих. В настоящее время с остатками роты следую на соединение с частями вверенной вам армии.