Шрифт:
Попав под влияние социалистических кружков, молодое еврейское поколение пробудилось от культурно-политического сна. Особенно поражала храбрость молодых еврейских работниц, преисполненных решимости участвовать в движении, несмотря на враждебное отношение к нему старейшин.
«Я точно вижу их вновь, – вспоминала одна из участниц движения, – этих ящичников, мыловаров, сахарников, которые были в моём кружке… Бледные, тощие, с покрасневшими глазами, измученные и смертельно уставшие.
Они собирались поздно вечером и, кажется, были готовы сидеть в душной комнате, которую освещала только небольшая газовая лампа, до утра. Дети часто спали в одной комнате, а женщины ходили вокруг дома, прислушиваясь к шагам и опасаясь визита полиции. Девушки упоённо слушали оратора и задавали ему вопросы, совершенно забывая об опасности. Они забывали о том, что дорога домой занимает сорок минут, что придётся идти по грязи и глубокому снегу, закутавшись в старое, изодранное пальто. Они забывали, что стук в дверь среди ночи чреват потоком ругани и проклятий от родителей. Забывали, что дома может не быть куска хлеба и им придётся спать голодными. А через несколько часов уже рассвет, и нужно снова бежать на работу.
С каким напряжённым вниманием слушали они рассказы по истории культуры, о прибавочной стоимости, потреблении, зарплате, жизни в других странах. Как много вопросов они задавали! Какой радостью загорались их глаза, когда руководитель доставал свежий номер “Идишер арбетер”, “Арбетер штимме” или просто брошюру! Как гордилась девушка, если ей разрешали взять чёрную книжечку домой!
Сколько бед ждало бы молодых работниц дома, если бы в округе прознали о том, что они водятся с akhudusnikers, с “братьями и сёстрами”, что читают запрещённую литературу! Сколько оскорблений, побоев, слёз! Но эти меры не помогали. “Их тянет туда, точно магнитом”, – жаловались матери друг другу» [79] .
79
Цит. по: Levin N. Jewish Socialist Movements, 1871–1917. While Messiah Tarried. London: Routledge & Kegan Paul, 1978. P. 240.
Здесь, в Литве и Белоруссии, еврейские рабочие и полностью обрусевшая еврейская интеллигенция продолжали вести агитацию, которая превосходила своим размахом ту ограниченную пропаганду, распространённую на остальной территории страны. Они печатали листовки на идише, понятном каждому еврейскому рабочему, в которых выражали требования масс. В это время Юлий Мартов, девятнадцатилетний студент, исключённый из Санкт-Петербургского университета за революционную деятельность, прибыл в Вильну, к тому моменту уже ставшей центром социал-демократии. Мартов вспоминал, что вопрос об агитации был поднят самими рабочими, которые вынудили марксистов выйти за пределы пропагандистских кружков.
«В своей работе, – писал он, – я дважды подробно рассказывал о целях и методах социализма, но действительная жизнь вносила свои коррективы… Члены кружка сами поднимали вопрос о каком-либо событии, случившемся на их фабрике или заводе… либо появлялся кто-либо с другого места работы, и мы тратили время на обсуждение тамошних условий труда» [80] .
На волне успеха группа из Вильны выпустила брошюру «Об агитации», которая вызвала настоящий переполох. Этот памфлет, написанный Аркадием Кремером и Юлием Мартовым, стал широко известен как Виленская программа. Несмотря на свою сыроватость, этот документ, провозгласивший, что освобождение рабочего класса должно стать делом самих рабочих, вызывал неподдельный интерес в период с 1893 по 1897 годы, когда поворот к агитации был предметом жарких дискуссий. Это была здоровая реакция против кружковщины, движимая большим желанием установить связи с массами. Брошюра бросала смелый вызов существующему порядку вещей.
80
Ibid.
«“Русская социал-демократия стала на ложный путь”, – заявили наши еврейские товарищи в брошюре “Об агитации”. Она замкнулась в кружки. Она должна прислушиваться к биению пульса толпы, уловить его, стать на шаг впереди толпы и вести её. Вести рабочую массу может и должна социал-демократия потому, что стихийная борьба пролетариата ведёт его неизбежно к тому самому исходу, который сознательно выбрал себе революционер, социал-демократ, и признал своим идеалом» [81] .
81
Акимов (Махновец) В. П. Указ. соч. С. 17.
Осенью 1893 года петербургские социал-демократы оправлялись после ареста их лидера Михаила Ивановича Бруснева. По словам Бруснева, группа ставила своей «главною и основною цель выработать из участников… рабочих кружков вполне развитых и сознательных социал-демократов, которые во многом могли бы заменить пропагандистов-интеллигентов» [82] . В 1891 году Бруснев со своими соратниками организовал демонстрацию рабочих на похоронах старого революционера Николая Васильевича Шелгунова. Демонстрация собрала порядка ста человек. Группа Бруснева установила связи с крупными заводами и всеми главными рабочими районами города. Первоначально большинство группы составляли студенты, но постепенно классовый состав группы претерпел заметные изменения. Студенты приступили к кропотливой работе по воспитанию профессиональных революционеров, вышедших из рабочей среды, – «русских Бебелей», как они их называли. После волны арестов, затронувших Бруснева и ряд его товарищей, группа была реорганизована Степаном Ивановичем Радченко. К группе присоединились участники марксистcкого кружка при Технологическом институте, некоторым из них было суждено сыграть важную роль в развитии партии. Взять хотя бы Надежду Константиновну Крупскую, будущую жену и соратницу Владимира Ильича Ленина.
82
Бруснев М. И. Возникновение первых социал-демократических организаций (Воспоминания) // Пролетарская революция. 1923. № 2 (14). С. 21.
Члены петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Слева направо (стоят): А. Л. Малченко, П. К. Запорожец, А. А. Ванеев; слева направо (сидят): В. В. Старков, Г. М. Кржижановский, В. И. Ульянов, Ю. О. Мартов. Санкт-Петербург, 1897 г.
Основным методом работы группы была организация обучающих кружков для рабочих с главных предприятий. Отдельные рабочие привлекали новых людей в кружок тем способом, какой описан Крупской в одной из предыдущих глав. Попавших в кружок теоретически развивали, и потом они сами становились организаторами других кружков. Так была создана широченная сеть обучающих кружков для рабочих. Ленин, прибывший в Санкт-Петербург осенью 1893 года, выступал в этих кружках как лектор под псевдонимом Николай Петрович. Работа Ленина в этих кружках описана в воспоминаниях Крупской:
«Владимир Ильич интересовался каждой мелочью, рисовавшей быт, жизнь рабочих, по отдельным чёрточкам старался охватить жизнь рабочего в целом, найти то, за что можно ухватиться, чтобы лучше подойти к рабочему с революционной пропагандой. Большинство интеллигентов того времени плохо знало рабочих. Приходил интеллигент в кружок и читал рабочим как бы лекцию. Долгое время в кружках “проходилась” по рукописному переводу книжка Энгельса “Происхождение семьи, частной собственности и государства”. Владимир Ильич читал с рабочими “Капитал” Маркса, объяснял им его, а вторую часть занятий посвящал расспросам рабочих об их работе, условиях труда и показывал им связь их жизни со всей структурой общества, говоря, как, каким путём можно переделать существующий порядок. Увязка теории и практики – вот что было особенностью работы Владимира Ильича в кружках. Постепенно такой подход стали применять и другие члены нашего кружка» [83] .
83
Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине: В 10 т. М.: Политиздат, 1989. Т. 2: Н. К. Крупская. С. 13.
Эти кружки сыграли важнейшую роль в подготовке революционных рабочих кадров. Но они также сформировали известные консервативные привычки ума, которые позже оказались препятствием для развития движения. Молодой Мартов испытал горькое чувство разочарования, когда старый рабочий-марксист, член группы Бруснева, вместо того чтобы пригласить его вступить в организацию, вручил ему стопку книг по истории древнего мира и о происхождении видов.
«Воспитанный предыдущим временем полного общественного затишья, – пишет Мартов, – Странден… не представлял себе иного пути воспитания революционера, как пути систематической, в течение ряда лет, выработки всестороннего теоретического миросозерцания, венцом которой явится приступ к практической деятельности. Для нас, уже затронутых горячим дыханием первых признаков начинающегося возрождения, читавших “речи петербургских рабочих 1 мая 1891 года” и потрясённых фактом такого банкротства режима, о каком, казалось, свидетельствовал голод в 30 с лишком губерниях, было психологически немыслимо осудить себя на столь долгий путь» [84] .
84
Мартов Ю. О. Записки социал-демократа. М.: РОССПЭН, 2004. С. 69–70.