Лин осторожно расстегивает замочек и кладет слегка звякнувшее ожерелье на стол. За ним следуют и серьги.

– Я все же не хочу рисковать, – мило улыбается девушка.

– Ты зря так волнуешься! – Владелец пещеры Аладдина, компактно упакованной в переносной сейф, похоже, обиделся. – Я никогда бы не стал подвергать тебя опасности! Как и вообще кого бы то ни было! – Настроение у Ник Ника вдруг портится. Еще бы: вместо положенного восхищения его невеста явно сторонится всех этих предметов!

Я решаю немного поправить ситуацию.

– С исторической точки зрения, это необычайно интересно! – заявляю я.

Весь стол в кабинете коллекционера уже завален диадемами, брошками, полными и разрозненными парюрами, то есть комплектными украшениями: по какому признаку они собраны, я пока не понимаю, да и не моего это ума дело; серьгами, аграфами, перстнями и кольцами, место которых явно не здесь, а в каком-нибудь музее или банковской ячейке за семью печатями и десятью железобетонными перекрытиями…

За каждым из этих камней кроется какая-то история – и, возможно, далеко не одна!

– С исторической же точки зрения, наиболее любопытен, как мне кажется, вот этот экземпляр! – заявляет Николай Николаич, извлекая из недр несессера совсем небольшой предмет. Это перстень довольно грубой, я бы сказал, даже топорной работы в сравнении с невероятным изяществом романовских диадем или колье утонченной, погибшей под ножом гильотины королевы.

– А почему именно он? – интересуюсь я.

– Вообще-то, это только мое мнение. – Ник Ник явно любуется огромным кроваво-красным камнем, с моей точки зрения, слишком большим и вульгарным, чтобы быть настоящим. В центре камня, словно следящий за присутствующими зловещий зрачок, горит испускающая лучи точка. – По легенде, это тот самый перстень, который принадлежал семье Борджиа. Я приглашал самых надежных экспертов, так что принадлежность этого раритета Борджиа никакому сомнению не подлежит! – припечатывает он. – Вот, взгляните хотя бы на обратную сторону! Хорошо видно, что здесь изображен именно их герб, а анализ показал, что он не был нанесен в более позднее время. Есть еще нюансы – например, потайная емкость внутри, ведь известно, что Борджиа не стеснялись в средствах и, высыпав в бокал вина яд, который был спрятан под камнем, решали все вопросы… Но вам, повторяю, это не может быть интересно! – В Ник Нике вновь проснулся брюзга. – Помоги мне сложить все обратно, пожалуйста, – обращается он к Лин. – Мы уже опаздываем! Мы уезжаем до завтрашнего вечера, – это уже адресуется мне. – И, пожалуйста, Лев Вадимович, помните, – веско добавляет он, – вы подписали договор, согласно которому все, что вы увидели или услышали в этих стенах, разглашению не подлежит!

– Ты чего бродишь как потерянный?

Вовсе я не был потерянным. Просто… просто это место постоянно напоминало мне о Кире. И… чего греха таить, этим утром я, движимый каким-то иррациональным чувством, целенаправленно дошел до самого бывшего кабинета моей бывшей жены, глупо надеясь, что она может быть там. Что вот сейчас я постучу и услышу ее отрывистое «Войдите!». И… я постучал.

– Войдите…

Не знаю, зачем я потянул ручку и открыл дверь, хотя мог быстро развернуться и не беспокоить ту, которую увидел на Кирином месте: плотную блондинку с непроницаемым лицом хранительницы местных врачебных тайн.

– Здравствуйте, – глупо сказал я.

– Здра-а-авствуйте! – пропела блондинистая докторица – в отличие от Киры она умела здороваться и делала это со вкусом. – Что вас беспокоит?

– Голова болит, – брякнул я, потому что нужно же было на что-то пожаловаться.

– Ну так ма-а-аг-нитные бу-ури сегодня!

Интересно, она со всеми пациентами разговаривает, как с ясельной группой?

– Ру-у-учку во-от сюда-а-а! Да-авление в но-орме! Вчера что-нибудь горя-я-ячительное пили?

– Вчера – не пил, – сумрачно ответил я. – Позавчера немного вина. Я тут… на работе, можно сказать.

– Да-а-а? – На лице докторицы нарисовалось неподдельное удивление.

– Творческий отпуск. Работаю над книгой. Меня зовут Лев Стасов.

– Да-а-а?! – Она удивилась еще больше, так что брови совсем заползли под белую шапочку. В отличие от Киры – да почему в отличие? – эта, что сидела здесь и сейчас, совершенно не походила на мою жену, пусть и бывшую… нет, нет и нет – не бывшую! С этим я пока не согласен… совсем не согласен! Так вот, эта женщина, так не похожая на Киру, хотя и сидела на ее месте и занималась ее делом, даже одеваться предпочитала совсем не как Кира. Никакого салатового, никаких брюк… классический белый врачебный халат поверх платья и чуть кокетливая накрахмаленная белая пилотка. На объемистой груди висел стетоскоп – явно ненужный, но статусный предмет. – Вы подпишете мне книгу, Лев Вадимович? – искательно спросила корпулентная мадам доктор. – Это просто чудо что такое – ваши сказки! Так и кажется, что из леса вот-вот выйдут… ну, если не Серый Волк, то Клара или Роза! Кстати, меня зовут Софья… Илларионовна, да!

– Очень приятно, – пробормотал я.

Выходит, Серый Волк принял на работу вместо моей жены Софью Илларионовну, не догадывающуюся даже о хищной природе своей работодательницы и о том, что та отнюдь не живет в лесу, а обитает прямо тут, под боком.

– Ой, я об автографе, а вы ведь совсем не за этим пришли! – Блондинка внезапно покраснела. – Вот… таблеточки эти очень хорошие, очень! Любую боль снимают… Я вам с собой сейчас дам, – захлопотала она, – пару штук… на всякий случай. Но только вы, пожалуйста, если голова вдруг опять заболит, обязательно заходите – может быть, давление… с этим шутить нельзя!

– Да, – согласился я, впадая в какую-то вялую апатию. – С этим шутить нельзя. Вы правы.

Я принял подарок, и даже поблагодарил, и подписал, и улыбнулся – словом, выдал весь джентльменский набор, а затем вышел и побрел куда глаза глядят. Наткнулся на тренажерный зал, в углу которого находилась искусственная дорожка для отработки меткости броска, при ней нашелся и инструктор по гольфу для начинающих. Пришлось представиться и попинать мячик в сторону лунки. Я уже научился умерять силу удара, которая в гольфе была отнюдь не главной. Загонять мячик по прямой у меня получалось хорошо, но, когда тренер стал выставлять всяческие препятствия, имитируя неровности местности, мяч начал укатываться куда попало. В конце концов мне это надоело, но с упорством, достойным лучшего применения, я все посылал и посылал его в цель, пока окончательно не вспотел и не разозлился.