– Да, об этом нужно Романова предупредить, ты прав. Ладно, прости, но мне сейчас некогда. Давай дуй в издательство за деньгами.

– Сегодня уже не успею. На собрание пора.

– Ну, ладно иди, коли опаздываешь. Вечером обязательно выпью за твои успехи!

– Спасибо. И, Константин Александрович, я хотел сказать, что очень благодарен вам за помощь. Поверьте, я очень ценю это.

Федин машет на меня рукой, но видно, что моя искренняя благодарность приятна.

– Алексей, если бы ты знал, сколько графоманов вокруг развелось. Иногда волосы дыбом встают, что они нам на комиссию приносят. И когда в руки попадает такой роман, как твой, просто грех не помочь. На кого мы советскую литературу оставим? Кто будет задавать планку в ближайшие годы? Десять – двадцать лет, и старшее поколение вымрет, как динозавры. И кто наши места займет? Вот эти…писаки?! – секретарь СП машет рукой в сторону приемной – Некоторые только и умеют, что фигу в кармане держать, да красиво рассуждать о судьбах интеллигенции. А попробуй, откажись печатать их бред, сразу начинают кричать, что их зажимают… – тяжело вздыхает мэтр – Вот и получается, что одна надежда на таких молодых и сознательных, как ты…

На Моховую я приезжаю тютелька в тютельку, успевая заскочить в учебную аудиторию перед самым носом преподавателя. Лева с Димоном машут рукой, показывая, что заняли мне место, и я быстро пробираюсь к ним по рядам, пока лектор идет к кафедре и раскладывает свои конспекты.

– Какие новости?

– Собрал у ребят-болидов фантастические рассказы – кивает мне Коган на толстую папку, лежащую рядом с ним на скамье – можно проводить заседание клуба.

– Это хорошо. Значит, в субботу собираемся в Абабурово.

– Рус, насчет Абабурово… Дядя Изя звонил, спрашивал, собираемся ли мы выкупать дачу. На сентябрь вроде договаривались, и аренда вот-вот закончится. Что с деньгами будем делать – в экс залезем?

Хлопаю себя по лбу. Дача! Срок аренды прошел и нам пора определяться. Хотя о чем тут говорить – мы с этой дачей уже сроднились, и о том, чтобы от нее отказаться, даже речи нет.

– С деньгами полный порядок. Я сейчас от Федина, «Город» большим дополнительным тиражом издают. Завтра в Советский писатель за деньгами поеду, на дачу там должно хватить. А если маловато будет, тогда уже залезем в экс. Так что звони дяде Изе, порадуй его.

Лева с Димоном переглядываются, радостно хлопают меня по плечу. Да, парни! У нашего Клуба есть теперь постоянная крыша над головой. Зимой туда конечно особенно не наездишься, но раз в месяц проводить там заседания – легко! К тому же у каждого из нас есть от нее ключи, и подозреваю, что парни активно туда своих подруг возят.

– Что с партсобранием – волнуешься?

– Волнуюсь – вздыхаю я – просто морально не успел к нему подготовиться. Думал, после Японии в партию буду вступать, а оно вон как вышло.

– Торопятся… – глубокомысленно замечает Лева.

– Торопятся… – соглашаюсь я.

…Партсобрание начинается ровно в три. Небольшая аудитория гудит – народ обменивается новостями после лета. Оргвопросов за летний период накопилось много, первая часть собрания посвящена им. Потом доходит дело и до меня. Слово берет Солодовников.

Он снова представляет меня присутствующим, снова зачитывает мои рекомендации, перечисляет все заслуги комсомольца Русина. Сокращение кандидатского стажа объясняет моей предстоящей поездкой в Японию. Негоже мол, отпускать меня туда без партбилета в кармане. Предлагает задавать мне вопросы.

Спрашивают меня в основном по внешней политике, много вопросов по Японии и Олимпиаде. Отвечаю подробно, но особо стараюсь не умничать – маловероятно, что советский студент знает в подробностях устройство политической системы островного государства или планы Олимпийского комитета на следующую пятилетку. Да и есть ли у них эти пятилетки?

Понятно, что это простая формальность. Потом меня погоняли по документам XXII съезда КПСС и по материалам последней Партконференции. Это все я знал назубок, экзамены-то еще свежи в памяти. Смотрю – лица у всех присутствующих довольные, мои ответы всех устроили. Ну, думаю, сейчас на этом и закончатся мои мучения. Ага… счаз!

Неожиданно с места поднимается Ираида Сергеевна Краськова – старая грымза, всеми горячо ненавидимая преподавательница Истории КПСС. Сухонькая старушенция с длинным острым носом и глазками-буравчиками – она бы и без грима могла бы сыграть старуху Шапокляк из известного мультика. Но поскольку самого мультика еще нет, студенты тут же переделали ее фамилию в Крыськову. А потом и вовсе сократили до Крысы. Интересно, что сама Ираида Сергеевна сильно недолюбливала новый учебник по Истории КПСС 60-го года под редакцией убежденного антисталиниста Бориса Пономарева. Будь ее воля, мы бы продолжали изучать предмет исключительно по сталинскому учебнику «Краткий курс истории ВКП (б)».

– Здесь много говорили о том, что Русин отличник, хороший комсомолец, и принимает активное участие в общественной жизни университета. Все это так. Но что с моральным обликом комсомольца Русина? Все наслышаны о его …бурном романе с комсомолкой Викторией Селезневой. Что он скажет нам на это?

– А я уже сделал Виктории предложение – сообщаю я с самым безмятежным видом.

– И?..!

– Она думает пока.

– Думает она! – возмущенно фыркает Крыськова.

И тут моя железная выдержка дает первый сбой. А вот не надо было мою Вику трогать!