Погода в Хабаровске не радует. Нагнало туч, поднялся холодный ветер. У меня болит горло, мучает кашель. По уму надо бы остаться в самолете, но Герман ведь не отстанет, да и размять ноги перед дальним перелетом действительно не помешает.

Пока в зале аэропорта проходит церемония приветствия победителей, мы с Седовым прогуливаемся рядом. Герман везде сует свой любопытный нос и все-таки находит в унылом, окружающем пейзаже что-то интересное. Это оказывается невзрачный ящик на стене. Суешь в него пятачок, нажимаешь кнопку и «гаджет» обрызгивает тебя на выбор: мужским одеколоном или женскими духами.

– Надо же – удивляется Седов, душась попеременно и тем, и другим запахом – Такого интересного автомата и в Москве нет!

– Пошли уже! – я машу рукой в сторону самолета – Вон олимпийцы обратно грузятся.

Стоило лайнеру взлететь, как я опять укладываюсь спать. Строго предупредив Германа, что теперь будить меня точно не стоит.

И весь перелет я, конечно, не проспал. Пару раз выныривал из своей мутной тяжелой дремы – то от задорного смеха спортсменок, то от звяканья бокалов, но тут же снова проваливался обратно в серую пелену. Снилась мне какая-то морока. Почему-то снова я бродил по коллектору, причем по колено в грязной воде, убегал от кого-то по пустым длинным коридорам, несся куда-то в ночь на машине по ухабистой проселочной дороге.

И когда Герман все-таки растормошил меня, сообщив, что мы уже подлетаем к Москве, я был благодарен ему. Сам бы я еще долго не проснулся, так и продолжал бы тонуть в этом вязком тяжелом сне.

– Ну, ты как? Полегче хоть немного?

– Не знаю… Даже не могу сообразить спросонья.

– Сейчас девчонок попрошу принести тебе горячего чая.

Да что ж меня прибило-то так? Не иначе, как и, правда, грипп в Токио словил. Прихлебывая горячий чай, принесенный милой стюардессой, думаю о том, что было бы здорово, если Мезенцев или Иванов догадались бы прислать за мной машину в аэропорт. Но надеяться на это особо не стоит, да и незачем лишний раз давать людям повод для разговоров. Так что, скорее всего, придется брать такси, а значит – стоять в очереди на холоде…

– Слушай, Русин… – склоняется к моему уху Седов – Наши отцы-командиры как-то странно засуетились. Похоже, что-то произошло.

Начальство действительно зачастило в кабину пилотов. В распахнутую дверь видно, как пилоты обеспокоенно переговариваются с диспетчером по рации. Но двигатели самолета явно работают в штатном режиме, значит дело не в этом.

– Пойду, схожу и разузнаю все – Герман поднялся с кресла, подошел сначала к одному функционеру, потом к другому. Лицо его все постепенно вытягивалось и бледнело.

– Похоже, в Москве ЧП… – Седов буквально упал в кресло – Говорят… в общем…

– Да телись ты уже! – не выдержал я.

– Хрущева сняли.

В этот момент у меня в голове колоколом должно было бы прозвучать Слово. Но в голове по-прежнему пусто. Совсем пусто. Что значит «сняли Хрущева»?! Кто снял?!! Неужели реальность сделала резкий поворот и снова вернулась к главной исторической последовательности?

– Был Пленум? – тру я воспаленные глаза, в которые словно песка насыпали.

– Да не знаю я ничего – огрызается журналист – Видно в Москве опять заварушка!

– Да, ладно тебе, Герман. Если бы что-то серьезное там случилось, нас еще в аэропорту Ханэда журналисты бы атаковали. А мы улетали совершенно спокойно. Да и руководство в Хабаровске не выглядело обеспокоенно.

– А сколько мы летели из Хабаровска? Да за это время власть два раза можно сменить.

И снова Слово в моей голове упорно молчит, будто его никогда там и не было. Вот и понимай это как хочешь. То ли все в порядке – так и должно было произойти с этим «кукурузником» – и волноваться не о чем, то ли меня от «эфира» временно отключили.

– Ладно, чего уж дергаться. Пока в Москву не попадем, все равно ничего не узнаем.

– Так-то оно так, но хотелось бы заранее понять, как нам дальше колебаться в унисон с генеральной линией Партии.

Герман с задумчивым видом откидывается в кресле. Видно, как в его голове крутятся шестеренки, пытаясь разгадать очередную тайну. А вот моя голова сегодня работать отказывается. Единственное, на что меня хватает, так это на мысль, что в моей реальности Пленум, на котором сняли с поста Хрущева, состоялся дней десять назад, как раз во время Олимпиады. И об этом сразу же раструбили все мировые агентства. Сейчас ни о чем подобном даже речи не было.

Наконец, дают посадку и мы приземляемся. Долго не подают трап, и я уже начинаю беспокоиться. Но вот в салоне самолета появляется сотрудница аэропорта, которая будет нас сопровождать на летном поле. Она в теплом пальто, вязанной шапочке и коротких сапожках. На руках шерстяные перчатки. Упс… Выясняется, что в городе сейчас всего семь градусов тепла, и мы все одеты явно не по московской погоде. Но народ не унывает, выпитое за время долгого полета спиртное дарит ложную уверенность, что за время прогулки по полю до здания аэропорта, замерзнуть мы просто не успеем. Мое и без того отвратительное настроение окончательно портится.