Но я отвлёкся.

Ощущая лёгкую щекотку в желудке, я перешёл на страничку Александры Криницкой, немного пролистал её… и окончательно разочаровался. Её страница пестрела такими же постановочными фотографиями, как и у её подруги, не раскрывающими ни обаяния, ни индивидуальности. Но я находил в каждой фотографии недостатки, вылезшие против воли хозяйки, и радовался им, как ребёнок. Стандартные лекала, по которым шились все эти роскошные платья, не могли повторить её удивительные, выдуманные природой в едином порыве вдохновения формы.

Ну как, роскошные. Дешёвые обёртки для дешёвых конфет.

Я же хотел её увидеть завёрнутой в белоснежную простыню, чтобы ничто не отвлекало от её красоты.

Но на фотографиях я снова и снова видел дешёвые, уродующие своей искусственностью кружева. Горечь разочарования жгла мне горло, и, тем не менее, я едва мог дышать от охватившего меня волнения. Я смотрел на её фотографии, и часть её красоты уже принадлежала мне. Теперь я имел материал, с которым мог работать.

Мне нужно было попробовать ещё раз поймать и запечатлеть то, что заставляло так колотиться моё сердце, но дать королеве, что скрыта глубоко внутри неё, другое имя, другие чувства, другие мысли, иную суть.

И я дам. Иначе – зачем я вообще был?

Сегодня у меня много работы.

Я полное ничтожество. Совершенно негодный художник. Всё, чего я смог добиться, – это повторить статичные и плоские изображения фотографий. В них не было того волшебства, что заставляло меня терять голову при виде девушки.

Неужели я так беспомощен?

Я достал и установил на мольберте портрет бывшей жены. На меня из темноты холста взглянула уставшая, нежная и добрая женщина. Её лицо было так знакомо, и одновременно я не помнил встречи с ней.

Потому что её никогда не было. Никогда не было доброты во взгляде этих глаз, не было нежности. А вот её усталость я хорошо помню. Я погрузился в воспоминания, чтобы вспомнить, какой она была…

Мы поженились на последнем курсе училища. Она была красива, умна, весела и остроумна. Рядом с ней было интересно: она задавала вопросы в лоб, не боялась правды и прятала свои выводы за спиной до лучших времён. Она причудливым образом искажала проявления всех своих чувств и мыслей, чтобы никто и никогда не смог её ранить. Но ничто не могло скрыться от её потрясающе острого ума. Она была восхитительно свободна и красива в своём камуфляже, напоминая осьминога в океане.

Кем она была на самом деле? Она была великолепной иллюзионисткой. Все силы своей души она пропускала через калейдоскоп своего разума, рождая потрясающие образы себя. Я не против был следить за её метаморфозами всю жизнь – так причудливо и непринуждённо менялись её душевные состояния, жесты и мимика, отражения её сущности. Однако я не учёл одного обстоятельства: её желания быть со мной.

Что мог дать свободолюбивый человек специфического мировоззрения такой блестящей женщине? За свою изменчивость и красоту она могла купить в этом мире намного больше, чем неопределённое существование со мной, ведь на самом деле она была достаточно жадна и тщеславна.

Но я её обманул. Я пристально следил за её изменениями – она видела в моих глазах своё отражение и принимала это за обожание. Я подыгрывал ей – она принимала мою игру за любовь. К сожалению, её гениальный разум, наученный тонко изменять чувства, идущие изнутри, оказался неспособен видеть неискренность других.

И она стала моей женой.

Она бы никогда не раскрыла мой обман, если бы не случай. После окончания училища моя карьера неожиданно пошла в гору – то, ради чего другие работали до кровавого пота, буквально свалилось мне в руки. Мне удалось создать несколько крайне удачных иллюстраций, что сделало меня востребованным, хорошо оплачиваемым специалистом. Но мне было неинтересно, и я занимался этим только ради денег. Моя жена, почувствовав вкус к хорошей жизни, была на седьмом небе от счастья. И мне пришлось выбирать: либо её счастье, либо моё. Мой выбор раскрыл правду, и её чувства стали настолько сильны, что разум уже не смог искажать их. Теперь я постоянно чувствовал от неё только злобу и ненависть, рождённую обидой и неудовлетворённостью.

Не стоит перечислять её истерики, рукоприкладства и демонстративные измены. Это не задело меня. Меня заставила уйти её честность в собственных чувствах, конец завораживающей игры.

Да и я, в конце концов, тоже не монстр. Многие справедливо ненавидят меня за моё нежелание быть «порядочным» или «честным». Но зачем мне делать несчастной женщину, от которой мне больше ничего не нужно?

Да, правильно, незачем. Ведь, как я уже сказал, я не монстр.

Мы расстались тогда навсегда. Она сама никогда не звонила мне, да и мне больше ничего не хотелось от неё. Расстались ли мы врагами? Не знаю. Наверное, она ненавидела меня. А я никогда не держал на неё зла. В конце концов, я же осознавал, что мне нечего ей предложить.

После нашего расставания я решил написать этот портрет. Я тщательно вспоминал её лицо до последней родинки. И не мог найти в нём что-то постоянное, что-то, что хотелось бы запомнить в ней навсегда.

Тогда я решил всё выдумать. Выдумать её любовь, которую она, наверное, никогда не будет способна испытать; её нежность, которую она давно запретила себе проявлять. Это было несложно. Я видел на этом лице столько различных эмоций, что выучил наизусть форму и динамику каждой мышцы, изгиб и глубину каждой морщинки.