– А почему вы со мной так разговариваете, интересно? – вдруг взвилась Анна Глебовна, взмахнув руками.

– Как? Как я с вами разговариваю? – ответила вопросом на вопрос Лидия Васильевна.

– Как-как… Неуважительно, вот как!

– А вас еще и уважать надо после всего?

– Да после чего «после всего»? Вы же не знаете, как все было… Думаете, мне эту несчастную девчонку не жалко, что ли? Если бы не жалко было, так вообще не пустила бы… Да у нее ж на лбу написано было, что вовремя платить не сможет! Откуда у нее деньги? Одна, без мужа, двое детей на руках… Младший не в садике, значит, работать не может. А в детсад нынче сами знаете, как устроиться, да еще без прописки… Легче, наверное, в космос улететь, ага. У меня вон дочка тоже не может для внука места добиться… Ходит, ходит по всяким инстанциям, а толку – никакого! Ждите свою очередь, говорят… А как ждать-то, если на работу выходить надо? Без денег ведь не проживешь… А у этой Варвары и вообще шансов нет место в детском саду получить, без прописки-то!

– А как так получилось, что у нее прописки нет? Ведь жила же она где-то раньше…

– Жила. Замужем была. А мужа взяли да посадили. А потом как все было – я подробностей не знаю… Вроде как свекровь из квартиры ее вместе с детьми выгнала.

– Но так ведь не может быть, чтобы дети нигде не были прописаны… Это же не так просто – взять их и выписать, опека же не позволит!

– Ой, да я ж говорю – не знаю всех тонкостей, как да что! Варвара пришла ко мне по объявлению, заплатила за два месяца вперед. Ну, и жила два месяца… То есть уже три, получается… А потом все. Платить перестала. Просила в положение войти, мол, нечем пока платить. А я ж добрая, я пожалела ее. Вошла в положение. Но сколько можно в него входить-то, я ж тоже не могу до бесконечности! Мне тоже деньги нужны… Сын у меня без работы, невестка в декрете сидит… И дочь тоже не работает… А пенсия у меня – всего ничего! Сама белого света не вижу, детям помогаю, сырым да вареным несу… Уж измаялась вся… А вы говорите – сердца нет! Это у меня сердца нет, что ли? Да другая бы на моем месте в первый же неуплаченный день возиться не стала, выставила с вещами на улицу! И вся недолга!

– И куда бы она – с больным ребенком? На ночь глядя?

– Ну вот опять вы… Я ж объясняю – два месяца без своего законного дохода живу… Сколько можно-то? И без того каждую копейку считаю! А мне ведь уже много годочков-то, без малого семьдесят, самой бы пожить в покое, да не получается! А далеко нам еще до вашего дома идти? Я так устала сегодня, целый день в бегах, в бегах… И замерзла сильно… Пока бежала за вами, вся спина взмокла, а теперь так холодно, как бы не простыть…

– Да мы пришли уже, вот мой дом. Идемте, согреетесь. Я вам горячего чаю налью.

– Ой, вот за это спасибочки! А то мне болеть-то никак нельзя! Я ж мотаюсь между детьми и внуками, как… Как это, которое в проруби… Я смотрю, вы дама культурная, уж при вас не буду некрасиво выражаться.

Около двери в квартиру Мотя выказал явное недовольство нахальной гостьей, гавкнул пару раз. В конце концов, это его святая обязанность – хозяйку охранять! Пусть она слышит, и ценит, и мотает на ус, что он не зря свой хлеб ест! Да только разве она оценит?

– Мотя, прекрати! На место, Мотя. Вот так, ложись в прихожей на коврик и веди себя достойно. Не выступай. Когда тебя попросят, тогда и выступишь.

Он снова тявкнул обиженно: это он, что ли, выступает? Вот это да… Как лучше хотел, а получил такую черную неблагодарность… Ну и ладно тогда. Коврик так коврик. Сама разбирайся с этой наглой теткой. Она мне на лапу наступила, а ты даже внимания на это не обратила!

– Не обижайся, Моть. Потом с тобой разберемся, ладно…

Анна Глебовна, пока снимала шубу в прихожей, с удивлением наблюдала это странное общение. Потом вздохнула незаметно: наверное, эта женщина совсем одна живет. Поговорить совсем не с кем, так хоть с собакой…

– Ой, а как вас звать-то, я и не спросила даже! – повернулась она к хозяйке квартиры.

– Лидией Васильевной меня зовут. Да вы проходите пока в комнату, я сейчас чайник поставлю…

– Ага, ладно. А я Анна Глебовна, стало быть. Будем знакомы.

Лидия Васильевна ушла на кухню, а Анна Глебовна осторожно шагнула в гостиную. И остановилась, оглядывая пространство. Любопытно же, как люди живут…

А эта Лидия Васильевна хорошо жила, по всей видимости. Богато. Вон мебель какая… Видно, что не из дешевых. А паркет-то какой, надо же! Дубовый, наверное. А ковер на полу, ковер! Ноги сами в нем утопают! И диваны мягкие, кожаные… И телевизор во всю стену, такой большой, больше уж некуда. Теперь понятно, конечно, откуда у этой Лидии Васильевны доброта да щедрость взялась, при таком-то хорошем достатке… Еще и устыдила ее, надо же! Сама бы так пожила, как она…

– Вот деньги, возьмите! – Анна Глебовна вздрогнула, услышав за спиной голос хозяйки.

Обернулась – стоит в дверях. Протягивает ей купюры.

– Только у меня в долларах… Вы не станете возражать? Тут ровно восемьсот… Этого хватит, наверное? Я за курсом не слежу как-то…

– Хватит, хватит! – почти с нежным благоговением приняла в руки купюры Анна Глебовна. – Еще и лучше, что в долларах. Правда, лишку немного получается… Но я учту потом при расчетах… День в день…

– Да ладно, как хотите. Вы садитесь, я сейчас чай принесу.

Хозяйка ушла, а Анна Глебовна продолжила осмотр гостиной. Да, богато все, красиво. А стены сплошь в фотографиях. На одних мужик все время улыбается, представительный такой, в дорогих очках, на других парень-красавец, и тоже улыбается, и тоже в очках. А вот они вместе – мужик и парень… О! А это кто? Неуж сама хозяйка квартиры? Не узнать, совсем не узнать… Красавица какая, просто глаз оторвать нельзя. А вот она еще, обнимает одной рукой мужика, другой – парня… Видать, на курорте где-то. Вон и море видно, и пальмы.