Ударивший по инерции сделал шаг правой. Область печени несостоявшегося убийцы стала доступна для пики Гастера. Чем он и воспользовался. Не забыв повернуть голомень клинка параллельно краям ребер.

Пика то у Гастера не настоящая. Из черенка лопаты и большого ампутационного ножа. Он и застрять меж ребрами может. Если не правильно уколоть.

Боевой настрой оставшейся парочки как-то сник. Та что осталась на ногах. Получивший рану в правом подреберьи сейчас уже не боец, а скоро и вообще перестанет небо коптить. Операционной то рядом нет.

Гастер не был маньяком, убивать обычно нормальному человеку не свойственно. Но здесь — или ты, или тебя. Как на войне. Отпускать живыми оставшихся нельзя.

А они уже вновь как-то воспряли, правда ненадолго. Метнули в Гастера свои арматурины и дай бог ноги.

Два резких выпада. На бегу. В область правой почки. Первому и второму.

Кстати, представляете, что такое большой ампутационный нож. Лезвие до двадцати двух сантиметров приличной стали.

Все произошло очень быстро. Гастер сработал на рефлексах. Соответствующие базы в свое время в военно-космических силах он заливал не плохие. Да и на тренажерах их отрабатывал не мало. Потом еще с космодесантниками шлифовал. Когда с сектантами на Лизз воевали.

Гастера замутило. Оперся на свою, сегодня его спасшую пику. Вырвало. Потом еще раз.

Не зачерствел еще сердцем Гастер. Хоть и по его душу убийцы приходили. Но дети, все-таки дети…

Вроде все сделал как надо. Нет, не убил. Только перевел в состояние, угрожающее жизни. Но он прекрасно понимал, что без экстренной квалифицированной медицинской помощи перспектив у нападавших просто нет. Совсем.

Оставил неудавшихся воинов постапокалипсиса на местах. Перетаскивать в сторонку не стал. Зомби подберут. Понятно, что никуда уже в тот день не пошел. Вернулся в квартиру. Вечером пил. Ну не воин он. Не берсерк.

Электронный будильник показывал первое декабря. Батарейки еще жили, правда на сколько еще их хватит… Хотя, кто знает, раньше кончится их заряд или перестанет биться сердце Гастера. Превратится в комок мышц безучастного зомби.

А на улице сегодня порошил снег. Ложился саваном на дома, безучастно смотрящие мертвыми окнами, на разграбленные в дни безвластия магазины. Покрывал оставшиеся без хозяев автомобили, и никто их сегодня не очищал щетками от этого белого безобразия.

Зомби снег почти не мешал. Наблюдение из окна показало, что они несколько замедлились. Замерзают что ли? Хоть бы совсем вымерзли их мертвые мозги и они прекратили портить жизнь Гастеру в своем посмертии.

Похоже, вылазки на улицу придется прекратить. Залегаем как медведь в берлогу, будем старушкины запасы подъедать-подпивать, медком закусывать.

Может и придется оставшиеся запертыми квартиры вскрывать. Голод не тетка, лучше уж оскоромиться и выжить. Потом уж при случае перед соседушками повинюсь, восстановлю попорченное.

Ел, спал, читал. Стал походить на капусту из-за нескольких слоев одежды.

Незаметно приблизился Новый Год. Нашел искусственную елочку. Нарядил. Отметил. Даже песенку спел. Одну, вторую. Очень тихо, не привлекая ничьего внимания. Дед Мороз подарков не прислал, да и сам не появился.

Зато первого января заявилась Снегурочка.

Не путать с белочкой. Которая тоже иногда к некоторым приходит. После новогодних праздников.

В роли внучки Деда Мороза выступила крыса. Зазомбяченная. Хорошо хоть одна пришла, а если бы с коллективом? С подружками.

После новогоднего застолья решил с утра пройтись по этажам, размяться. Пика в руку легла уже на рефлексе, без нее давно никуда. Один пролет, второй. Луч фонарика подсвечивает ступеньки.

И тут, опаньки, стоит чудище невиданное, облезлое, противное, хвостатое.

С живыми крысами Гастер неоднократно сталкивался, приходилось. Как-то в первопрестольной на площади у трех вокзалов у входа в метро ранним утром наблюдал крысу, если без хвоста брать, длиной тела сантиметров под сорок. Трезв был абсолютно. Поморгал. Не привиделось. Удивился и от греха быстренько в сторону отошел.

У обычной крысы длина тела до двадцати пяти сантиметров, а перед Гастером сейчас стоял полуметровый монстр. Побольше даже того, московского. Глаза мутные, противные. Смотрят, но не видят.

В полном безмолвии оскаливается пасть. Потом закрывается. То, что Гастер испугался — сказать нельзя. Он пришел в ужас. Оцепенел. Но на мгновение. Затем прыгнул. Как никогда в жизни, назад и влево. Внятно описать словами как отпрыгивал и почему так получилось он бы не смог. Нормальные люди так не прыгают.