— Вы, что же, совсем ни одного танца не знаете, кроме танго?

— Когда будет вальс-бостон, прошу его никому не обещать, – сказал он ей в спину. И получил в ответ поднятие на миг плеча.

Этот медленный вальс зазвучал минут через пятнадцать. Маргарита моментально подняла голову и посмотрела в сторону Городецкого. Он встал и легким шагом направился к ней. Какой-то щелкопер его опередил, но Марго подняла в знак отрицания руку и подала вторую Максу. Он сразу взял ее в объятья и заскользил по дуге, плавно воздымаясь на цыпочки вместе с добычей и так же плавно опускаясь: и-и разз, разз, разз…. Маргарита счастливо засмеялась и, откинув голову, безбожно прогнувшись в талии, пустилась в четко контролируемый кавалером полет.

— Ты бог, ты дьявол, ты самый, самый, самый! – говорила она по ходу танца, а он отвечал в такт музыке и движениям: – Для тебя, ма шери, все тебе, ма жоли, пур ква па, пур ква па, май дарлинг…

После этого танца Макс решил, что выполнил танцевальную программу-минимум и отправился-таки на поиски гранд-дипломатов. Вернее сказать, Паллавичини, так как без него у него было мало шансов кого-либо заинтересовать. Его он застал в одной из комнат в компании с Зиновьевым и послом Италии Гульельмо ди Франкавилла – 50-летним горбоносым уомо интерессанте с глазами-маслинами. Завидев постороннего человека, послы России и Италии враз замолчали, но Иоганн явно ему обрадовался и позвал по-французски:

— Максим! Вы очень вовремя! Побудьте у нас третейским судьей….

После чего он оборотился к коллегам и убежденно сказал:

— Максим Городецкий обладает, как я убедился, отменным чутьем на дипломатические ситуации и к тому же много знает о народах и странах мира. Позвольте ему вникнуть в Триполитанский вопрос, и он наверняка выдаст свежий рецепт на его разрешение.

Зиновьев пожал плечами и нехотя спросил молодого непрофессионала:

— Вы слышали о планах Италии по приобретению колоний в Африке?

— Читал, – кивнул Макс. – Начали они с Сомали, а теперь зарятся на Триполитанию. Будет много трудностей и войн, а окончится эта эпопея предательством всех союзников и возвратом на итальянский "сапог".

— Как можно говорить так безапелляционно?! – возмутился ди Франкавилла. – Черт знает что!

— Судите сами. В настоящее время Италия является членом Тройственного союза. Но заполучив Триполитанию, она обретет под боком колонию Франции – Тунис. В случае войны с Антантой оккупационная армия Триполитании неизбежно вступит в бои с такой же армией Туниса, что потребует от Италии трат очень больших ресурсов: армейских, военно-морских и финансовых. При этом ярым врагом Италии станет Османская империя, у которой будет отнята Триполитания. В друзья к османам сейчас настойчиво движется Германия, желая присоединить их к Тройственному союзу. Резюме: Италии придется уйти из Тройственного союза и стать членом Антанты, то есть совершить первое предательство. Но!

— Что за но? – почти вскричал Гульельмо.

— Но можно задружить по примеру Германии с султаном и получить Триполитанию даром – оставив ее формально под юрисдикцией Османской империи (по примеру Египта), но фактически создать в ней свою администрацию на паях с местным населением. В этом случае и предательства совершать не придется. Впрочем, есть еще одно но!

— Какое? – заинтересовался Зиновьев.

— Арабы осели в Триполитании только по берегу Средиземного моря. В обширных внутренних районах страны, в Сахаре, живут автохтонные племена берберов, говорящие на своем языке, восходящем к финикийскому. Часть из них исповедует ислам, но часть, туареги, молятся своим, языческим богам. Научиться управлять этими племенами арабы за 1300 лет так толком и не смогли, намучаются с ними, конечно, и католики. Так что большого толка от присоединения древней Ливии к Италии, пожалуй, не будет. Как и от новоявленной итальянской Эритреи, обреченной на постоянную войну с императорской Эфиопией.

— Если бы эту Эфиопию не поддерживали оружием Россия и Франция, их император давно лизал бы нам сапоги, – презрительно сказал итальянец.

— Возможно, – снисходительно согласился Зиновьев. – Но вернемся к началу разговора: Вы согласны с нашим арбитром по поводу возможности добровольного присоединения Триполитании?

— Я не верю, что Абдул Хамид согласится без особых условий расстаться со своей обширнейшей провинцией, – резко отчеканил ди Франкавилла.

— Напрасно, – опять влез Максим. – Мне показалось, что в настоящее время он настроен очень миролюбиво.

— Что? – опять оттопырил губу итальянец. – Вы что, джовани, дружбу с ним что ли водите?

— Напрасно Вы иронизируете, Гульельмо, – улыбнулся Паллавичини. – Мсье Городецкий умудрился дважды в течении декады получить аудиенцию у султана.

— Мамма мия! – вскричал итальянский посол. – Что творится в мире! Им начинают управлять инфанте!

— Если Вы будете продолжать в том же духе, – сухо сказал Городецкий, – то окажетесь на полу с фингалом под глазом. Давайте жить дружно, мсье посол.

— Вы слышали? – засипел Гульельмо. – Он осмелился мне угрожать. Да я тебя на дуэль вызову!

— Ничего мы не слышали, – холодно заявил Зиновьев. – Вам показалось, ди Франкавилла. Вспомните о том, что Вы – дипломат, то есть искусны в улаживании конфликтов, а не в их раздувании. Это совершенно не в наших интересах.

— Если все кому не лень…. – попытался ерепениться итальянец, но тут его взял под руку Паллавичини, повел в сторону и что-то зашептал по-итальянски. Зиновьев же повернулся к Максиму и сказал по-русски: