Ольга привыкла отбрасывать прочь любую мелочь, способную напомнить ей о том, как он впервые не ночевал дома. В ней просто жило знание о том, что она не единственная, и Ольга, слишком устав, чтобы ощущать боль, однако, не переставала удивляться порядку вещей и с изумлением продолжала примеривать себя к жизни, которую она не выбирала.

Все началось после третьего курса в стройотряде, когда она отправилась в тундру кормить комаров. Зачем? Да просто среди записавшихся потрудиться был он – высокий, лохматый, улыбчивый, которого на курсе называли художником и у которого для конспектов по всем дисциплинам была всего одна засаленная тетрадь.

Рубили, пилили, носили, и не было этому конца. Весь день в кирзовых сапогах, в ватных штанах и в штормовке, а ночь – в шатровой палатке на двенадцать человек… Только к концу третьей недели Ольга впервые провела вечер у костра, где играла гитара и кто-то пел надсаженным голосом. И он тоже там сидел. Но даже в тундре у него всегда была при себе папка с набросками, и он готов был исчезнуть с работы в любое мгновение.

– А где же наш художник? – спрашивали однокурсники у красавицы Вики.

– Небо рисует, – смеялась красавица, и у Ольги сжималось сердце.

Как-то они сидели возле костра, и он предложил своей компании после стройотряда ехать в Крым.

– Доберемся до Бахчисарая, а там у меня дядя директор совхоза, жильем обеспечит, и работа не пыльная – собирать лепестки роз, а на выходные Черное море.

– А можно с вами? – вырвалось у Ольги, и сидевшая у костра компания – трое парней и три девицы – в недоумении воззрилась на нее.

Вика расхохоталась, но он вдруг спокойно сказал: «Можно», и Ольга обмерла. Конечно, это было несерьезно, и все только засмеялись, но Ольга-то услышала нечто особенное в этом «можно» и понятное только ей. Услышала и машинально, чтобы только чем-то занять задрожавшие руки, стянула с волос резинку, и ее тяжелые шелковистые волосы хлынули вниз.

– Во как мы умеем! – услышала она. Это была Вика.

Ольга тут же принялась суетливо завязывать волосы в пучок.

Когда все пошли спать, Вика, больно щипнув Ольгу за плечо, прошипела: «А ты еще та щучка!»

Конечно, он был не для нее. Но ей все время хотелось быть рядом с ним, с его улыбкой, его песочными ресницами. И потом, ей вдруг показалось очень важным увидеть лепестки роз в его ладонях. Она даже улыбнулась этой своей мысли. Но Вика, красавица Вика, беспрерывно вилась вокруг него, словно говорила всем: «Мы вместе и навсегда». Правда, он при этом почему-то смотрел на красавицу спокойно, даже слишком. Снисходительно.

За билетами в Крым против обыкновения отправилась Вика, с неудовольствием взяв из рук Ольги паспорт и деньги. Весь день Ольге мерещились лепестки и бутоны, которых она раньше никогда не видывала, и среди них он, ее бог. Она даже работать не могла. Когда появилась Вика, вся компания бросилась к ней, и красавица, немного дурачась, приступила к раздаче документов. Ольга последней потянулась за своим паспортом и увидела вложенные в него деньги – те самые, что она давала на билет.

– Билетов оказалось только шесть! – Вика с вызовом смотрела Ольге в глаза, а Ольга лишь растерянно улыбалась. Потом эта улыбка, наверное, приобрела виноватое выражение:

– Ничего страшного. – Она постаралась успокоить Вику, едва слышно добавив: – Извини…

Вся словно каменная, Ольга стояла в маленьком здании аэровокзала, где провожала развеселую компанию в Крым. И вдруг услышала его голос:

– В кассе полно билетов на наш рейс!

Ольга развернулась: побледневший, он в упор смотрел на красавицу.

– А тогда – не было! – пыталась защититься Вика.

Бог шагнул к Ольге и, взяв у нее паспорт, который в этом городке было лучше носить с собой, молча удалился.

– Как же твои вещи? – сказал Ольге кто-то из ребят, когда та уже растерянно вертела в руках свой паспорт с билетом на Симферополь.

– В Эдемском саду все голые ходят! – подмигнув ей, сказал бог.

После тундры жизнь в Крыму оказалась раем: море синего неба, дрожащий воздух, напоенный сладковато-горькими ароматами. И главное – он был совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Но если раньше она мечтала лишь о том, как он однажды возьмет ее за руку, то теперь воображение ее рисовало целые сюжеты. Ночь напролет она смотрела в окно вагончика на огромные южные звезды, и он был с ней. Сколько она ни старалась не думать о нем, он и не думал уходить из ее головы. Может быть, это она сама не отпускала его? Ее то бросало в холод, то обдавало жаром, и лишь стылое, сырое крымское утро опускало ее с небес на землю: надо было как-то жить дальше. Надев улыбку на лицо, она шла умываться, потом собирала волосы в тугой узел на затылке и, опустив глаза, здоровалась со всеми за общим столом. В поле за работой она боялась остаться наедине с Викой и изо всех сил старалась не смотреть в его сторону, до крови накалывая шипами пальцы и думая о том, когда же закончится эта мука. А ведь она ехала сюда за счастьем.

– Ну, ты прямо мумия, – услышала она как-то Вику. – Ты случайно не заболела?

– Это от перемены климата, – пробормотала Ольга, вся уже словно выгоревшая до тла под безжалостным южным солнцем, с глазами, отмытыми до небесной голубизны… Когда же наконец отважилась поднять их, то вдруг встретилась с его взглядом, в котором читалось удивление и еще что-то такого, о чем она и думать не смела.

– Ну чё застыл? Мы же гуляем! – И Вика довольно сильно ткнула своего спутника локтем в бок.