Заседатели покинули комнату, караул вышел следом.

Кольхаас просматривал записи в блокноте. Добычей и переработкой сырья в основном занимались искупительные поселения, которые не могли составить конкуренцию иностранным монополистам. На модернизацию прадедовских заводов и на строительство чего-то нового не хватало средств. Теперь из-за войны с «Миром без насилия» задохнётся то, что хоть как-то дышало.

Мави Безбур постукивал пальцами по кожаному переплёту записной книжки. Государственный банк был заложником фальшивого алмаза, национальная валюта не имела никакой ценности. Налогов в казну поступало — мизер. Бюджет напрямую зависел от драгоценных камней, а прииски находились на грани банкротства. Происходящее представлялось Безбуру прелюдией идеального урагана, который разрушит неокрепший каркас финансовой системы.

Юстин Ассиз с задумчивым видом потирал ямку на подбородке. Действия судебных органов и раньше вызывали у правителя претензии. Теперь — когда одни законы перестали действовать, а другие пока что не вступили в силу — рост безработицы спровоцирует рост преступности. Ассиз уже чувствовал, как кресло под ним раскачивается и угрожающе трещит.

Орэс Лаел не мигая смотрел на огонь в камине. Волноваться не стоит: Великий всего лишь припугнул своего сына. Сейчас Адэр объявит об отмене скоропалительных решений и обсудит с ними достойный выход из тяжёлой ситуации.

И только Крикс Силар смотрел на правителя с суровой преданностью.

— Изучали психологию толпы? — спросил Адэр.

Советники переглянулись:

— Когда-то изучали.

— Шестое… Пишем речи, находим зачинщиков, поднимаем уволенных рабочих и захватываем фабрики и заводы иностранных владельцев.

— Мой правитель, — выдохнул Юстин Ассиз. — Это противозаконно.

— Я объявляю «Мир без насилия» вне закона, — сказал Адэр и придвинул к себе список предприятий, прекративших деятельность.

Часть 02

***

Куда бы ни приехала Малика, она везде видела непривычную суматоху. Под проливным дождём селяне разбирали заброшенные лачуги, ломали заборы, обивали окна брезентом и парусиной, затыкали паклей щели в конюшнях и коровниках. Старожилы пророчили лютую зиму. В магазинах пустовали полки. Перекупщики, одетые в плащи до пят, переминались с ноги на ногу на рынках и заламывали заоблачные цены.

Малика беседовала со старостами селений. Иногда удавалось собрать глав местных Советов со всей округи, но такое случалось редко: люди и раньше неохотно покидали сёла, а теперь и подавно не желали месить глину прохудившимися сапогами. А Малика торопилась. С нового года должны вступить в силу законы времён Зервана. О них давно забыли, как забыли о штрафах и прочих наказаниях за малейшую провинность. Старосты кряхтели, чесали затылки, закатывали глаза, а Малика напоминала о нетерпимости правителя к нарушителям законов.

Оставив чиновников в тягостном расположении духа, она ехала в постоялый двор и выбирала дальнюю комнату. Валилась на кровать и закусывала уголок подушки, чтобы никто не догадался, как тяжело ей даются любвеобильные ночи Адэра.

Сил выглядеть бодрой и говорить без дрожи в голосе хватало на три дня. Малика, вконец измученная, садилась за руль старого автомобиля, некогда пригнанного из резервации ветонов, и отправлялась в обратный путь. Её попутчики — стражи Драго и Мебо — б'oльшую часть дороги проделывали пешком, то и дело выталкивая машину из канав.

Вернувшись в замок, Малика целый день отсыпалась, потом шла к Иштару. Садилась в уголок и пыталась понять, что же её влечёт в комнату с холодным камином и окном, в любую погоду открытым настежь.

По ту сторону железной решётки злобствовала непогода. По эту сторону блестел забрызганный дождём паркет. Стены источали запах ледяной свежести. Под потолком покачивалась на цепи люстра — её включали крайне редко. На прикроватной тумбочке горела настольная лампа. И везде лежали книги: энциклопедии, словари, справочники.

Иштар читал, валяясь на кровати. Лианы, зигзаги и спирали на его руках и плечах оживали, когда он переворачивал страницу или брал другую книгу. Ракшад всем видом показывал, что не замечает Малику. Наверное, поэтому она сидела здесь вечерами: хотелось находиться рядом с кем-то и быть пустым местом, слушать шуршание страниц и молчать. Ближе к ночи Малика уходила, чтобы успеть добраться до спальни и на несколько мучительных часов отгородиться от мира.

В этот раз в комнате Иштара было холодно как никогда. При выдохе перед лицом клубился мутный воздух. Дождь стучал по подоконнику, как град. Малика немного посидела в уголке, глядя на брошенные возле кровати сапоги из шкуры серого льва. Окончательно замёрзнув, взяла со стола кипу навигационных карт — они давно лежали нетронутыми — и направилась к двери.

— Куда понесла? — спросил Иштар не отрывая взгляда от страницы.

— В архив.

— В топку.

— Почему — в топку? — опешила Малика. — Это же карты.

— Они устарели.

— Уверен?

Иштар кивнул.

— Нет, — проговорила Малика. — Историю сжигать нельзя. Я их спрячу.

Прижимая карты к груди, взялась за дверную ручку.

— Мы не отрубаем детям пальцы, — произнёс Иштар, продолжая смотреть в книгу.

Малика обернулась:

— Я читала ваши законы.