– Т-так, - ответил Гурволод.
– Но откуда тебе все это известно?

– А! Пустяки!
– и я небрежно отмахнулся.
– И не такой уже я всезнающий, как это сразу может показаться. Да ты и сам сейчас в этом убедишься. Как, кстати, и ваш старший ярл убедится в том, что Руммалия очень, очень строго спрашивает с тех, кто губит ее полномочных послов. Где Айгаслав?! В Ярлграде?

– Нет.

– А где?!

Гурволод насмешливо поджал губы, немного помолчал, потом сказал:

– Когда я был еще очень молод, даже много моложе того, чем ты можешь это себе представить, я уже и тогда не сказал бы ничего лишнего тому, кто не одной со мной веры. Ярл Айгаслав там, где ему и положено быть. Так же и я нахожусь там, где мне это положено - в своем родном Ровске. А ты? Ты должен возвращаться в Руммалию.

А я на то сказал:

– Я и так в Руммалии, ибо всякая земля, на которую ступает руммалийский сапог, сразу становится нашей. И вот еще; чтобы ты не утруждал себя тайными подглядываниями да сбивчивыми подсчетами, скажу тебе начистоту: я привел с собой два полностью укомплектованных легиона, а это значит, что в каждом легионе по десять когорт, а в каждой когорте по пять манипул, а в каждой манипуле по шесть квардилий, а в каждой квардилии по двадцать воинов. То есть всего у меня двенадцать тысяч отменно обученной и прекрасно вооруженной пехоты. Кроме того, у меня еще имеется двадцать огнеметных и двадцать пять камнеметных орудий, а каждое орудие обслуживается десятью технитами. А стенобитных и...

Но тут я замолчал. Потом сказал:

– Впрочем, с тебя и этого довольно.

Потом еще подумал и сказал:

– А золота бери, сколько хочешь. И уходи. И закопай его как можно глубже, потому что как только я закончу свой обед, то прикажу опять открыть нещадную огненную стрельбу и уж на этот раз она не прекратится до тех пор, пока от вашего Ровска и действительно не останутся одни только чадящие рвы. Ну, что сидишь? Бери золото и уходи!

Гурволод даже бровью не повел, а лишь сказал:

– Я-то и золото возьму, я и уйду. И вы сожжете Ровск. А дальше что? Мы уже через неделю отстроимся, ибо возводить тростниковые хижины - дело нехитрое. А чтобы этого не случилось, ты должен не только сжечь мой город, но и взять его штурмом и перебить всех моих подданных, потому что огонь не причинит им никакого вреда - они переждут его в землянках. А уж о том, к чему может привести то, что ты оставишь позади своего войска моих разъяренных сородичей...

И он даже не стал договаривать фразу, а только нагло усмехнулся. Я спросил:

– А велика ли твоя дружина?

– Нет, - сказал варвар, - в ней всего пять тысяч. А в каждой тысяче по двадцать сотен, а в каждой сотне по четыре десятка, по семьдесят воинов в каждом. Дружин же всего три. Вот и считай.

Я засмеялся и сказал:

– А ведь меня предупреждали: Гурволод тверд в опасностях. И так оно и оказалось, да! Так вот, теперь я говорю, зачем я призывал тебя. Итак, я и действительно иду в Ярлград, и я очень спешу, а потому я не хотел бы терять время на распри и битвы с тобой. Я лучше заплачу тебе - и мы расстанемся, как братья. Итак, твоя цена!

– Все, - сказал варвар.

– Все?
– словно удивился я.
– Не много ли? Здесь, в этом ларе, триста сорок тысяч...

– Но, - сказал варвар, - только на ярлградском капище ты возьмешь вдвое, а то и втрое больше. А я...
– и тут он хитро улыбнулся, помолчал, потом сказал: - А я пойду вместе с тобой и помогу тебе во всем, в чем тебе будет надобность. Но чтобы мои воины шли веселей...

– А кто сейчас в Ярлграде?

– Верослав. А Айгаслав бежал, ушел по Рже, и там его, наверное, убили. Или нет? Не знаю! Но зато знаю то, что этот ларь вполне пойдет взамен на десять тысяч воинов, а у меня их не менее, если даже не более. Однако я не привык торговаться. А ты что на это скажешь?

– Так, хорошо!
– воскликнул я.
– Весь ларь. Я согласен! А кто пойдет в залог нашей с тобой крепкой дружбы?

– Мой старший внук.

– А почему не сыновья?

– Что сыновья! Если ты такой во всем сведущий, то должен знать и то, что мой наследник - это мой внук. Любимый внук! Он - это я, я - это он. Вот, Хрт свидетелем!

И он свел пальцы крестиком. Я долго думал, вспоминал, прикидывал... Потом налил вина, рука моя дрожала, и сказал:

– Острых мечей! Храбрых врагов! Большой воды!

Мы выпили. Потом...

Потом я повелел - и ларь с эскортом был отправлен в Ровск. Потом мы принимали ровских воевод, был пир. Потом...

Я уже спал, но абва разбудил меня и начал выговаривать мне за то, что я поверил варвару, что тот в любой момент может предать меня, ударить мне в спину, что...

А я сказал:

– Когда ты, о наидостойнейший, варишь в своих медных горшочках всевозможные зелья, я разве даю тебе советы, чего прибавить и чего убавить? Ну а когда ты ночи напролет корябаешь какие-то значки, я разве говорю тебе... Пшел вон! Пшел, говорю!