Еще пара шагов к кровати. Скрип ненавистных половиц и мгновения, убегающие вдаль быстрее мысли. Дарен, как утопающий, схватил ртом побольше воздуха и кинулся на мирно спящего Франа.

Плотник успел сильно ударить дважды, прежде чем Фран сбросил его на пол. Дарен не понял куда ударил, и удалось ли нанести серьезные раны. Его придавило тяжелое тело противника. С трудом удалось повернуть кисть и запихнуть нож под бедро, чтобы не отнял враг. Фран, рыча и ругаясь, навис над ним. С размаха ударил в лицо и торопливо облапил. Не найдя в руках ножа, стал душить.

Дарен отбивался, как мог. Несколько раз ткнул Франа в лицо, пытался расцепить его руки. Здоровяк не поддавался. Плотник выхватил нож и вогнал по самую рукоять в бок противника. Достал и вогнал снова, снова, и снова. Фран заревел, перехватил руку и выбил оружие. У Дарена хрустнули пальцы, но боли он почти не почувствовал.

Фран схватился за бок и повалился на плотника, всхлипывая и подвывая в голос. Дарену почудилось, что он тонет в потоках чужой обжигающей крови. Фран почти сразу обмяк и затих. Дарен торопливо откинул его, отполз подальше и привалился к стене. Его колотило.

***

Дарен быстро пришел в себя. Никогда раньше он не то что не убивал человека, но даже и не помышлял об этом. Скорее, наоборот, это он всегда бывал жертвой. И никогда не находил в себе сил дать отпор. «Сегодня все по-другому, сегодня весь мир провалился в гэрт, — сказал он сам себе. — И то, что я сделал еще не самое страшное из того, что сегодня случилось».

Дарен встал и, хоть ноги и руки тряслись, вышел из комнаты. Хотелось искупаться в реке, а еще лучше — долго стоять под водопадом. Ничего не видя вокруг, он добрел до соседней комнаты и без сил повалился на кровать. Анели нашла его, тронула за руку и спросила:

— Ты убил его?

— Да, — не сразу ответил Дарен.

— Ты сделал правильно, — твердо сказала девочка. И мужчина понял, что ее детство закончилось.

Немного успокоившись, Дарен взял свечи, зажег и расставил на окнах. Движение давалось ему с трудом, болело все тело. Кажется, несколько пальцев было сломано, а еще нос. И весь он был страшно избит, глаза начали заплывать, несколько зубов шатались. Голова раскалывалась до рези в глазных яблоках.

Анели ходила за ним хвостом и обеспокоенно разглядывала со всех сторон.

— Почему тебя не любили родители? — неожиданно спросила девочка.

Дарен молча сел на кровать. Анели примостилась рядом, тихо, не торопила. Сначала он не хотел отвечать. Не понимал зачем этой жуткой ночью вспоминать то, что было таким далеким и казалось неправдоподобным. Словно другая жизнь, не его, не с ним… А потом понял, что вспоминая ту прошлую свою жизнь, становится легче. Будто рассеивается мрак сегодняшнего дня и дышится свободнее.

— Мой отец был злобным ублюдком, таким, как Фран. Он бил и унижал меня и мать. Он не пил и не был больно религиозным, просто ему доставляла удовольствие власть над другими людьми. Я так думаю, — выпалил Дарен и прилег на кровать. — Я боялся его до ужаса и никогда не перечил ему, но это не помогало. Я делал только то, что приказывал он. А мать… Недалекая женщина… На меня ей было плевать, а вот его она боготворила. Считала, что он всегда прав и позволяла ему творить что угодно с собой и со мной. Из-за этих двоих я всю жизнь боюсь…

Дарен надолго замолчал.

— Боишься чего? — выдержав паузу, спросила Анели.

— Боюсь людей, — ответил Дарен.

— А я вот до сегодняшнего дня людей не боялась… — задумалась девочка. — А где сейчас твои родители? Умерли?

Дарен вздохнул и продолжил:

— Когда я был юнцом, отец стал изменять матери и та вдруг явила норов. Ревновала, устраивала скандалы, после которых он бил ее и… И насиловал, а ей это, кажется, нравилось.

— Как такое может понравиться? — удивилась Анели.

— Не знаю. Я вообще плохо понимаю других людей, — отмахнулся Дарен. — В один из таких скандалов он убил ее. А потом сбежал. Больше его в деревне никто и никогда не видел. А я надеюсь, что он сдох где-нибудь в подворотне.

— Это очень и очень печальненько, — посочувствовала белокурая девчушка. — Но кто-то же у тебя есть, кого ты любишь? Нельзя же вот так, совсем никого не иметь?

— Можно, почему же нельзя? — улыбнулся Дарен. — У меня была… Слушай, я очень бы хотел вздремнуть. Давай немного поспим?

— Давай, — согласилась Анели и улеглась рядом.

Дарен закрыл глаза и подумал, что может преспокойно вспоминать этой ночью все беды своей жизни, и они видятся совсем не такими большими и непоправимыми, какими казались раньше. Все беды, кроме одной. Той самой, которая была прежде самым большим счастьем. Которая была всем, пока не стала бедой, незаживающей раной в самом центре груди.

Во дворе что-то громыхнуло. Дарен и Анели насторожились, прислушиваясь. Дарен собрался было встать, но девочка тронула его рукой и сказала шепотом: