«Откуда здесь этот рыдван?»

— Граждане, вы же сами видели. Он сам под колёса нырнул, — суетился водила в кирзовых сапогах. — Откуда ж я знал, что он чокнутый…

— Держи, — в руки Виктору сунули измятую кепку.

«Вот ведь зараза, только вчера купил», — мелькнула досадная мысль.

Виктор Иванович замер.

Мысль была не его.

А чья?..

Изумленный донельзя Туманов огляделся вокруг. Улица незнакомая, но… он её отчего-то помнил. Нет, не помнил, а знал. Точно знал, что когда-то ходил по ней. Ходил пацаном, пусть редко, всего пару раз, но тем не менее…

«Мать твою за ногу. Это же… это же Подчекаевск…»

В Подчекаевске Виктор родился, но в 78-м Тумановы переехали в областной центр и больше Виктор Иванович здесь не бывал. На малую родину его не тянуло. Слишком недобрую память оставил в душе этот сугубо провинциальный даже по среднероссийским меркам городок на берегу небольшой речушки…

— Та-ак! Что случилось? Что за демонстрация первомайская?

Виктор повернулся на шум.

От зычного командного голоса граждане подались в стороны, и в невольно расступившийся круг шагнул человек в форме. Под милицейской тужуркой виднелась портупея, начищенные сапоги блестели на солнце, расстегнутый ремешок мотоциклетного шлема болтался под подбородком.

«Дядя Аркаша», — внезапно вспомнил Виктор Иванович.

Припомнилось даже полное имя этого представителя правопорядка. Аркадий Семёнович Бочкин, старший участковый инспектор. Фигура в Подчекаевске довольно известная. Местные пьяницы и разного рода «асоциальные элементы» инспектора откровенно побаивались. Тот был весьма крут на «расправу», протоколы составлял только в путь. А вот обычные граждане и особенно ребятня считали дядю Аркашу своим в доску. Участковый Бочкин разъежал по району на мотоцикле с коляской, заглядывал в самые «тёмные» уголки, гонял хулиганов, любил поговорить за жизнь с бабушками и, самое главное, когда был не на службе, катал на своем трехколёсном чуде детишек. Да ещё и ирисками угощал, благо, они у него никогда не переводились.

— Ага! Стрельников! А ну, рассказывай, что опять натворил?

Указующий милицейский перст упёрся Виктору в грудь.

— Ничего он не натворил, — заступился за «попаданца» мужик в телогрейке. — Он под машину попал.

— Понятно, — протянул Бочкин и мгновенно выцепил взглядом пытающегося затеряться в толпе водителя грузовика. — Куда побежал?

— Да я чо, я ничо, — заволновался шофёр. — Ехал себе и ехал, а он ка-ак выскочит…

Милиционер глянул под ноги и насмешливо хмыкнул:

— Прямо на зебру? Так?

— Ну… так. Да, — понурился нарушитель.

— А ну-ка дыхни.

Водитель дыхнул.

— Вроде не пьяный, — участковый обвёл взглядом собравшихся. — Так было дело, граждане? Пострадавший по переходу шёл?

— Ага. Так. Было такое, — нестройный хор голосов подтвердил «догадку» инспектора.

— Будем ГАИ вызывать или своими силами обойдёмся? — Бочкин испытующе посмотрел на шофёра.

— Лучше своими, — буркнул тот, вынимая права и путевой лист. — И так два прокола уже…

Участковый неторопливо изучил документы и вновь обратился к «свидетелям»:

— Ну что, граждане, накажем товарища Петухова… Игната Савельича? Или простим?

— Да чего уж… Простим… Чай, живы все… На поруки возьмём…

Воспользовавшись тем, что внимание толпы переключилось на Петухова, Виктор Иванович отступил на пару шагов, дальше бочком-бочком, тихой сапой на тротуар, и — в ближайшую подворотню. А после — бегом, только его и видели…

Остановился Туманов лишь через два квартала. С трудом отдышался и в полном смятении мыслей и чувств плюхнулся на относительно чистую лавочку под раскидистым клёном. Хотя возможно, это была липа. Или осина, бог весть. Листьев на ветках не наблюдалось, а почки только-только проклевывались. В том дворике, где оказался беглец, земля ещё не просохла, а кое-где даже лежал снег. Ноздреватый, местами черный, какой и бывает в середине весны перед тем, как окончательно стаять.

Виктор одновременно и верил, и не верил в случившееся. Всё говорило о том, что он и вправду попал в город своего детства. Наяву ли, во сне — неизвестно. В любом случае, следовало принять решение — что дальше? Решение трудное, решение ответственное.

Когда-то Витя Туманов мечтал стать космонавтом, потом геологом, потом капитаном дальнего плавания. Мечты не сбылись. Их перечеркнул один-единственный день. День, навсегда изменивший судьбу. Конкретную дату Туманов не помнил. Но это тоже случилось весной. События того страшного дня Виктор Иванович спрятал в глубинах памяти и за прошедшие с тех пор сорок лет к ним ни разу не возвращался. Но сейчас давно забытое прошлое превратилось самое что ни на есть настоящее. И уйти от него не было никакой возможности. Впрочем, Виктор и не хотел никуда уходить. Он просто устал. Устал притворяться, устал играть в исполнителя чужой воли, устал бояться. Всю жизнь его кто-то вёл, кто-то решал за него. Родители, учителя, одноклассники, потом однокурсники, коллеги по работе, начальство, жена… Он не сопротивлялся. Считал, что так легче, так правильнее, надёжнее. Он никогда не пытался разорвать этот круг. Думал, что щепка, плывущая по течению, в водовороты не попадает — она слишком лёгкая, её всегда выбрасывает на спокойную воду, а потом несёт дальше, к следующему испытанию, где снова тонут другие, обманчиво сильные и решительные, а щепка… Она никому не нужна, даже самой себе. Поэтому и выживает. За счёт остальных. Тех, кто ослабил поток, кто спас уставших бороться…

Виктор Иванович плотнее запахнулся в пальто, поправил закрывающий шею шерстяной шарф, затем сунул озябшие руки в карманы. В правом обнаружилось немного мелочи и мятая трехрублевка. В левом лежал бумажный листок, сложенный вдвое. Инженер аккуратно вынул его, развернул, прочитал. Листок оказался справкой из поликлиники, выданной Стрельникову Николаю Ивановичу. Документ гласил, что за сдачу донорской крови товарищу Стрельникову полагается бесплатный обед и три дня отгулов. Внизу справки стояла дата: 16 апреля 1976 года.