К большим наступательным операциям КА по прежнему не готова. Опыт фронтовых и армейских операций только нарабатывается. И всячески проталкивал идею – максимально затянуть вермахт в позиционную войну. Истощая его массированным применением артиллерии и частными наступлениями при превосходстве в бронетехнике.

«Лучшие итоги 1941-го» (за счёт предупреждения из будущего и мер по его использованию), по его мнению, позволяли это. Меньшие потери в живой силе, меньшая территория вражеской оккупации, лучшее состояние промышленности и даже лучшее взаимодействие с союзниками…

Сталин, получивший суммарную выжимку от «группы Мерецкова» из материалов о ленд-лизе «той войны» и уяснивший, какое большое значение он имел для общей победы, заранее изучил всё, что нашлось об истории взаимодействия с союзниками «тогда». Ни на минуту не забывая истории мира в течении последующих 73 лет после «того победного сорок пятого», он пока сосредотачивался на текущем взаимодействии для «лучшей победы».

И «лучшего мира»…

С Гопкинсом обсуждали предстоящее взаимодействие и «обрабатывали» его не только, как в «том» июле 1941, посол в Лондоне Майский, но и ещё до «этой» войны. Дипломатическая переписка между Сталиным и Рузвельтом и до 22 июня была намного более интенсивной. И их желание личной встречи, по результатам предупреждающих мер со стороны советского руководства и дипломатических представителей в США стало более сильным и обоюдным.

Кстати, и причины были, как ни странно, похожи. О послевоенном мире думал не только Сталин, знавший о «ином будущем», но и Рузвельт, имевший весьма немалую склонность к мессианству, настоянному на религиозных корнях.

Черты личности Рузвельта, изучению сведений о котором уделил не один час Сталин, и сыграла многое в том будущем мира, которое выстроилось и было выстроено в чём-то совместными, в чём то противоборствующими усилиями этих двух господ после «этой войны».

Том мире, в котором ещё только предстояло жить со своей семьёй долгие десятилетия сравнивавшему постоянно всё «тут» и «там» Рожкову. В собственной голове и с немногими избранными, с которыми он делился некоторой частью своих сравнений.

Перебрав моменты позавчерашнего разговора с генералами из «группы Мерецкова» и вчерашнее неформальное общение с соратниками из политбюро, Сталин вернулся к тому, что пересматривал сейчас.

Простые моменты будущего. Двадцатитысячный городишко западнее Урала… переснятые с прибора потомка сделанные им фото, фотографии из архива его отца и те, что были сделаны на месте после доставки и знакомства с потомком в Москве, когда проверяли личность попаданца, чтобы хоть как-то попытаться найти возможную ложь в его словах о будущем, о том, что он помнил о прошлом своей «малой родины» и последующие сравнения с докладами попавшего на службу в архив спецотдела бывшего начальника РОВД.

Забавно было смотреть то, что сейчас не существует. И то, как видоизменится существующее.

Это не как с тем, пока не надстроенным этажом на «Ближней» даче. И даже не то, что том «видеоролике» о Москве 21 века. Тут были десятки и сотни строений обычного города, где вырос Рожков. Улицы. Здания. Машины. Люди. Именно, что не столица, а заштатный и не особо примечательный городишко.

Прошлое угадывалось в облике районного центра и в 21 веке. Но лишь угадывалось. Слишком много было иного, которое не удалось бы понять без рассказов попаданца. Хотя бы о назначении тех компактных «компьютеров»-телефонов-фотокамер в руках простых жителей страны, которая «после СССР». Год с лишним он раз за разом возвращался к просмотру этих папок. Их было очень много. Сталин, изучая кадры из жизни будущего – все эти сценки мгновений жизни 21 века из личных фото попаданца и из «кеша браузера», «сохранённые фото с сайтов», схваченные «цифровой техникой».

Его восхитило гениальное техническое решение – всё отображать, сохранять и использовать «в цифре», подобно вышивке крестиком, в данном случае – точками – фото, так и уровнем и числом данных в любом материале – хоть звуковая речь, хоть данные научного эксперимента. Чем больше массив данных, тем точнее и качественнее фото, звук, результаты моделирования какого-то природного процесса.

Вот и лестница к прекрасному завтра в технике выстроилась в своей голове. Надо «просто» добраться от тысяч операций в секунду и сотен ячеек памяти на нынешних, уже существующих М-1 и М-2, сделанных благодаря материалам и участию самого человека из будущего, дойти к сотням миллионов и миллиардам, как в компьютерах попаданца и оно, прекрасное цифровое будущее, вкупе с каналами связи для того, что в этом мире станет «всемирной сетью интернет», наступит. А использование расчётно-вычислительной техникой с подобными возможностями само приложится. И проникнет во все отрасли промышленности, народного хозяйства и даже, как в 2018, в повседневный быт, учёбу и развлечения людей.

С этим, в общих чертах, всё было ясно. Дело оставалось за «изобретением», освоением в производстве и внедрением…

Но что делать с людьми? Коммунаров не выйдет ни через 10 лет, ни через 50. Даже Китай, который всячески приводил в пример попаданец, став коммунистическим, для того, чтобы сохраниться и идти в ногу со временем, перестал быть им! И то, что КПК там продолжала быть ведущей и направляющей силой, ни о чём не говорило. Факт того, что в её составе числились вполне себе официально, как заявлял Рожков, миллионеры-капиталисты, говорил обо всём. Новая форма и старое содержание… неужели идея с построением общества сознательных и бескорыстных людей недостижима по причинам человеческой природы и воспитание, как показал пример СССР, не одолеет биологическую суть?

Марксистские философы-идеологи из числа допущенных действительных членов АН СССР, с которыми он провёл несколько бесед, даже мягко и настойчиво выражали сомнения в том, что ВСЁ так плохо в том мире будущего. В их речи он уловил определённое недоверие к тому, что излагал попаданец. Самое плохое, что ставились под сомнения не личные выводы попаданца, а те факты, которые он излагал.

Вторая вспышка гнева, сравнимая с той, под которую попали ещё до войны военные, излилась на Деборина, Митина и оказавшегося вместе с ними Вышинского: