Второе… атомные бомбы, которые он, вождь партии и всего СССР, так отчаянно, до туманящей взор ненависти, хотел обрушить на ненавистного германца, да и дальнобойные средства их доставки были по прежнему далеко. Работы Курчатова и Королёва только разворачивались. Слишком многое было пропущено в книгах попаданца, слишком до многого ещё предстояло пройти обычным путём. Проб и ошибок.

Кучу новых забот и проблем пришлось решать на ходу. Самым плохим и неудобным было то, что приходилось многими организационными моментами заниматься самому, не имея возможности как-то на кого-то что-то переложить, назначить ответственным, даже пусть и не объясняя. Хорошо, что Вяче теперь в курсе, что и почему. Молотов признался, что многое из осенних решений, проведённых (точнее продавленных лично его, Сталина волей и авторитетом) через Политбюро, стало ясно только теперь…

Все замыслы приходилось прятать в планах уже сверстанной и выполнявшейся пятилетки, да так, чтобы не дать и малейших шансов выйти куда не следует информации, для чего и зачем подобные действия.

Итогом чего стала целая куча негласных распоряжений, которые ему пришлось отдавать, ориентируясь на рекомендации группы Мерецкова, в первую очередь Ванникова. Пришлось вести множество незапланированных бесед.

И никому к товарищей из наркоматов нельзя было ничего объяснить! Не то что про «сведения из будущего», но даже точных сведений про приближающуюся войну! Он принял решение – минимум вовлечённых. Их список уже был сверстан, военные, конструкторы получили сведения по своим темам. Вроде бы всё, но Сталин буквально кожей чувствовал – время уходит, а сделать хотелось как можно больше, для чего необходимо было вовлекать новых людей… противоречие выводило из себя и заставляло нервничать и раздражаться почём зазря.

Особо неприятными были беседы с первыми секретарями союзных республик. Каждый из которых старался говорить о чём угодно, почти что требовать внимания к нуждам тех частей страны, за которые они отвечали.

Лишь им он выдал пару намёков. Каждому. С глазу на глаз. Под личную ответственность! – Есть. Заслуживающая. Внимания. Информация. Лучше. Перебдеть. Чем. Недобдеть.

Просто притормозить. Кое на что не обращать внимания. Кое-где оказать личное содействие. Торможение кое-каких работ на новых территориях СССР, которые однозначно не удастся удержать в начальный период войны, задержка ресурсов и рабочей силы. На несколько месяцев. А после – будут дополнительные разъяснения. Или будет то, на что был прозрачный намёк…

Конечно же, он не произносил прямо слова «война», но его поняли прекрасно все, кому он намекнул. Война в Европе уже полыхала вовсю. А в стране уже, как докладывал Лаврентий, ползли слухи, один нелепее другого. А некоторые, так прямо и пророческие… память о противнике из отгремевшей четверть века назад мировой войны была свежа в их поколении. Посему то, что пишется на первых страниц советской прессы – это одно, а то, что говорится «между своими» – совсем другое.

Сталин начал подумывать о том, чтобы привлечь к сверхсекретным действиям по повышению обороноспособности СССР не только введённого в курс дела Молотова, но и ещё двоих товарищей.

Вознесенский. Тот, на которого у него были весьма обширные планы и виды на будущее.

Каганович. Видимо, именно тот, кто смог удержать в «той истории», ситуацию под контролем на важнейшем, железнодорожном транспорте, несмотря на весь хаос во время отступления и потерь «того» 1941-го.

Была и настоящая радость.

Впечатляющим результатом, пригодным практически к «немедленному использованию», стали сведения по месторождениям, сперва путано и обрывочно сыпавшиеся из воспоминаний пришельца и по настоящему уточнённые после изучения Рожковым материалов на «накопителе».

Особо порадовала Сталина подтвердившаяся информация о нефти в ТатАССР, упоминания о которой всплыли в беседах в 8-м отделе ГУГБ. Потомок, срочно переориентированный на быстрый поиск, в течении двух сентябрьских дней перерыл «электронную подшивку» журнала Техника-Молодёжи и предоставил объёмный материал – статьи за 1956, 1970 и другие годы, давшие чёткие указания, где искать и историю освоения в «иной истории».

Получив докладную от Берии, Сталин вызвал Малышева – руководителя Комитета по делам геологии при СНК СССР и, без объяснения предоставил ему специально подготовленную в 8-м отделе выжимку из обработанных материалов потомка и прямой приказ из уст Сталина – немедленно и тщательно проверить! Через несколько дней он получил подобные указания и насчёт мест поиска урановых руд.

Поиски и разведывательное бурение были произведены в районе от населённого пункта Шугурово по направлению к Ромашкино в Татарской АССР.

Шугуровское месторождение и огромнейшее – Ромашкинское! «Второе Баку», под боком, практически в центре страны. Девонский пласт! Под сто тонн в сутки!

Получив подтвержение «из Ромашкино», геологические партии были отправлены и за «самотлорской нефтью» и в Якутию, за алмазами. Обсуждая с Лаврентием отличнейшую новость, Сталин, вынужденно вникший поглубже в тему в процессе разговоров с ошеломлёнными и обрадованными геологами, которым он так и не раскрыл источник своих указаний, прокомментировал ситуацию:

– Жаль, что товарищ Губкин не дожил до этих известий…

Потомок помнил про город в честь того и ВУЗ нефти и газа его имени. А сам Сталин был немного осведомлён о спорах среди геологов в 30-х и идеях, сторонником которых был Губкин.

Как Сталин признал позже сам себе, именно тогда, потомок окончательно в его глазах был признан «нашим» и «крайне полезным».

С алмазами, конечно, занятно вышло. Сталин хорошо помнил докладную записку, содержавшую изложение разговора чекистов в отделе с Рожковым и последовавшие поиски информации по якутским «кладовым природы».