Но неожиданно мне стало как-то прохладно, соски скорчились еще сильнее от холода. Я открыла глаза. Доминик отстранился и внимательным взглядом прошелся по мне. Боже, я ведь выглядела как самая настоящая шлюха, лежала с распростертыми ногами на виду у него, и он мог лицезреть все мои прелести. И не только лицезреть.

Вижу, как он обхватывает свой член рукой и вновь возвращается ко мне. Нависает, пугает. От ожидания боли я прикрыла глаза, но не почувствовав от него больше никаких движений, открыла снова. Он как будто ждал этого. Приблизив свое достоинство к моим половым губам, он начал играть, водил им между моих ног, туда-сюда. Это было безумно приятно и страшно. Глаза я уже не закрывала, а вовсю смотрела на него. Я видела, как он напряжен, даже струйка пота стекала медленно по его груди. Захотелось слизнуть ее, и тут же я отругала себя за эти мысли. Я не должна чувствовать что-то к нему, он обязательно сделает мне больно, и я сейчас говорю не о том, что он лишит меня девственности.

— Посмотри, девочка, как ты жаждешь ощутить меня в себе. — он начал водить своим членом по моему лобку, и я вижу, как он блестит от моих выделений. Я сразу почувствовала, как к щекам прилила кровь, но для себя решила, что хватит с меня стыдливости.

В наглую поднимаю свой взгляд на его каменное лицо, и в этот момент он резким движением вгоняет в меня член. "Твою мать…"

Я закричала. Дико, как раненое животное. То, что он в самом начале ввел в меня свои пальцы ничто, по сравнение с тем, что он сделал сейчас. Мои внутренности, казалось, облили горящей лавой. Из глаз вмиг полились слезы ненависти, боли и обиды. В этот момент я ненавидела его всей душой. "Почему так жестоко, за что? Почему я должна отвечать за чужие грехи?!"

— Линааа. — чувствую, как зверь прижался лбом к моей груди и затих. Как будто время мне дает прийти в себя. Это конечно мало, чем мне помогает. Потому что, когда он слегка сдвинулся, боль вернулась. Мои волосы вконец спутались из-за того, что я мотала головой из стороны в сторону, таким образом, пытаясь избавиться от его тела и боли. "Наивная. Это мужчина не оставит тебя в покое".

А потом я увидела его глаза. Они как будто хотели прожечь меня насквозь. И неожиданно в них появилось что-то дикое, звериное, страшное. Стиснула зубы, что даже желваки заходили на скулах, Доминик остервенело, поддается вперед, сжимает до боли мои связанные руки и начинает с бешеной скоростью вгонять в мое истерзанное тело член. Зубы впиваются в шею и до боли прикусывают. Я снова кричу и мотаю головой, желая прекратить это издевательство, но он как будто не чувствуя ничего, продолжает экзекуцию. Руки онемели от его хватки, и даже сейчас я чувствую, что на запястьях уже проявились синяки. Моя кожа всегда была такой чувствительной, чуть что, сразу синяки и кровоподтеки.

Голос уже охрип от крика, от мольбы прекратить все это. Но он неумолим. Перевернул меня на живот и вогнал снова. Слышу его шумное дыхание у себя над ухом. "Когда же все прекратится?" Одной рукой хватает меня за волосы, ставя на колени, и сбавляет темп. Другой стискивает грудь и мнет, а потом опускает руку к моей промежности и начинает играть с клитором. Я чувствую, как его яички бьют меня по половым губам. Не скажу, что боль прошла, она есть и никуда не делась, но то, что он начал вытворять с клитором, облегчило неприятные ощущения. А через некоторое время и вовсе, боль показалась мне такой мизерной, что отошла на задний план. Доминик продолжал кружить возле самой сердцевины, пробуждая во мне желание. Сначала оно было слабым, почти неощутимым, а потом и вовсе разгорелось с такой скоростью, что я была крайне удивлена, что такое вообще возможно. "Интересная штука — женский организм. То тебя рвет на части от боли, то ты уже начинаешь постанывать от удовольствия". И конечно я не смогла сдержать эмоции, тело выгнулось от наслаждения, прижимаясь еще плотнее к Доминику, от чего тот не сдержал утробный рык. И надо признать, это доставило мне еще большее наслаждение. Наконец его рука, державшая меня за волосы, опускается на мое горло и сдавливает. " Что же ты вытворяешь со мной, Доминик!" — хотелось мне крикнуть, но, не желая разрушать то, что сейчас чувствовала, я промолчала. Что-то опять, как тогда в ванной, ко мне подкатывало, приближалось с огромной скоростью. И я жаждала это получить. Это забытье, этот кайф, эту возможность отпустить себя полностью и раствориться в неземном наслаждении. Словно чувствуя, мой конец, мужчина убыстряется, сдавливает горло еще сильнее, пальцы на клиторе стали жестче массировать бугорок. И его жаркий, повелительный тон делает со мной что-то невероятное:

— Кончай, девочка! — и я кончаю, содрогаясь в приятных судорогах. Выкрикиваю его имя в эйфории, чувствуя, как и он содрогнулся вместе со мной.

Доминик укладывает свою голову мне на грудь, и я чувствую, как часто стучит его сердце. Точно так же, как и моё. Должна признать, что это было незабываемо, феерично, фантастически. Никогда не думала, что это будет вот так. Конечно, он был груб и жесток, не отрицаю, зато потом какое наслаждение он мне подарил. Но это не означает, что я тут же прощу и забуду все.

Когда член слабеет и выскальзывает из меня, мужчина поднимается на руках и упирается в меня тяжёлым взглядом. А я свои прячу, ну не готова я сейчас с ним к баталии. Слишком свежа ещё обида на него. Чувствую, как мои руки стали свободными и мысленно благодарю его, что развязал.

— Утром отвезу тебя к врачу, пусть выпишет противозачаточные таблетки. Не хватало ещё выродка заиметь от тебя.

Если бы вы только знали, что творилось в тот момент в моей голове. Эти слова почему-то особенно сильно задели меня. И я отчётливо поняла, что ребёнка от этого монстра я бы иметь не хотела. Поэтому конечно, первым делом надо посетить гинеколога.

Доминик не стесняясь, молча выходит из моей спальни, а я сворачиваюсь в клубок и отрубаюсь.

Утро.

Лёгкий стук в дверь и я уже сижу на постели, завернувшись в одеяло.

— Полина Сергеевна. Я могу войти? — это Лизавета Петровна. "Ох, милая, где же ты была вчера, когда так была нужна мне".

Я обвожу комнату взглядом, и не вижу признаков того, что вчера здесь находился Доминик. Хотя отчётливо помню, что на полу валялась его одежда. Но сейчас её нет, а я оказалась накрыта одеялом. Чудеса.

— Лизавета Петровна, пожалуйста, войдите.

Дверь открывается, и женщина внимательно осматривает меня.

— Который час? — спрашиваю я.

Тело нещадно болит и ноет, особенно между ног, но в лице я не меняюсь, не хочу, чтобы Елизавета Петровна переживала.

— Почти восемь. Хозяин просил разбудить тебя.

И тут я вспомнила о его словах перед уходом.

— Ах да, ну конечно. Я сейчас спущусь.

Щеки покрывает румянец, но взглянув на женщину, вижу, как она поменялась в лице. Её взгляд направлен на мои руки, а в глазах плещется немой вопрос.