Шрифт:
В комнату вплыла матушка – в розовом с коричневой отделкой платье, с высоко взбитыми волосами и вплетенной в них темной лентой. А щеки-то у матушки! Что тюльпаны, которые привезла Репнина! Юная графиня радостно потянулась навстречу матери, но та лишь слегка дотронулась до ее щеки, строго велев умываться. В углу стоял новый, подаренный дочерям яшмовый рукомойник.
Сама же барыня направилась в комнату, где жили ее сыновья Петр и Сергей. Сергей еще спал, а Петр, старший, уже сидел за секретером, и рука его с гусиным пером быстро двигалась по бумаге. Увидя мать, он живо обернулся:
– Поглядите-ка, матушка, что есть у меня… – И он протянул книгу с картинками. – Эвон какие затейки!
– Что за листы такие?
– Версальский парк. Кусты, дорожки, деревья – все по строгому ранжиру, и скульптуры тоже… Вот бы нам соорудить такое! Вырубить все деревья и насадить в новом порядке, и чтоб зеркальные воды были…
Анна Петровна залюбовалась сыном: волнистые пепельные волосы, белое лицо, высокий лоб; правда, стати, дородства шереметевских еще нет, да ведь молод, и пятнадцати лет нету. Голубые глаза косят, но ей и это по душе.
– Разумник ты мой. – Мать погладила его по волосам. – Да откудова мы возьмем тут версальские галереи? Там сколько годов растили да постригали, прически кустам делали, а мы…
– А мы из Парижу садовников выпишем! Право слово.
Тут у Анны Петровны снова зажглось в груди, она схватилась за бок и села. Однако, не посидев и десяти минут, проговорила: «Пора фриштыкать» – и, опершись на Матрешу, двинулась дальше.
В девять часов, как обычно, семья собралась в столовой. Перед едой, конечное дело, молитва. Будучи женщиной ума недюжинного, Анна Петровна близ иконы Казанской Божьей Матери повесила портрет мужа, и потому дети всякий раз, молясь Богу, отдавали дань и отцу – в поклонении его памяти и заветам она воспитывала своих детей.
Еду подавали простую – холодную говядину, пироги, чай. Лишь для графини принесли заморский напиток кофий: с тех пор как в Германии узнала она вкус этого напитка, жить без него не могла, чашек пять выпьет и спит хорошо.
– Родитель ваш приказывал твердыми быть в вере, почитать старших, служить Отечеству, – говорила она за столом. – А жить велел без излишку, скромно… Сам так жил и нам велел… – Помолчав, добавила: – Император Петр тоже, бывало, в штопаных чулках на ассамблеях плясал.
Наталья внимала матери со всем почтением тринадцати лет, Петр же разговаривал как равный:
– Государь Петр Алексеевич бережлив был, сказывают, за всю жизнь только один раз сшили ему кафтан серебряного шитья… Не было такого императора на Руси и не будет небось еще сто лет. Какой пример подданным подает государь – так они и будут поступать, правда, матушка? Ныне императрица Екатерина вплетает себе в волосы алмазы – и подданные ее туда же… Глядят, чей бриллиант дороже, одна али две тысячи рублев.
– Не хули государыню, Петруша. Верной помощницей была она мужу своему, от прачки до государыни вознеслась – ну-ка?! А силу какую на Петра имела? В гневе остановит и в горе утешит… Помню, как-то Петр поднял свой маршальский жезл – тяжелый он был – и говорит: «Кто из вас на вытянутой руке удержит?» Никто не мог! Дал Екатерине, та взяла его через стол и несколько раз подняла… И сердцем она такая ж сильная.
– Только ни бережливости, ни твердости нету… – упрямо заметил Петр. – И немцев любит.
– Не мели не дело! – возвысила голос Анна Петровна.
Петр опустил глаза и уткнулся в тарелку.
– А правда, что государь с библейским царем Моисеем схож? – подала голос Наталья. – Ежели Петр Великий – Моисей, то несчастный царевич Алексей вроде как Исаак… Тогда, может быть, внук царя Петра славным Иосифом будет? Как мыслишь ты, Петруша?
– Великий князь добр, покладист, должно, будет хорошим императором, – заметил Петр. – Виват ему!
– Ладно говоришь, братушка! – обрадовалась сестра. – И мне он люб.
– Сын иностранного посланника сказывал мне, – Петр понизил голос, – будто отец его удивляется, как худо управляется Российское государство при императрице… подобно оно кораблю, в коем вся команда пьяна, и бури раздирают его, мол, сон есть сие в сравнении с тем, что делалось при Петре Великом.
– К чему говорить, об чем не ведаете, – прервала рискованный разговор Анна Петровна. – Ваше дело – верно служить Отечеству, как отец ваш… И подале от трона…
– Подальше будем, ежели станем богаче, – озорно подмигнул глазами Петр.
– Ах, Петруша, какой ты, право! – всплеснула руками Наталья. – Не перечь матушке!.. Мы ли не богаты? Всего у нас вдосталь.
– То ли еще будет, как я обдумаю все! – похвастался Петр. – Эти гущи, чащобы в Кускове разрушим и дворец настоящий возведем. Настоящий, как в Петербурге!
– Что ты! Каменные только в столице приказано строить!
– А мы его деревянным сделаем, а сверху… а сверху под каменный вид!