– Где я? – робко спросила Сандра, и её голос эхом разнёсся в пустом пространстве.

Впрочем, видимо не совсем пустом, потому что её услышали. В тёмном углу вспыхнул свет и в той части комнаты, которая, оказывается, продолжалась чуть дальше, чем ей думалось, и заканчивалась стеной из матового непрозрачного тёмного стекла, как в полицейском участке, показался стол, на котором лежало три предмета. Заинтригованная, Сандра медленно подошла. А затем шарахнулась, в испуге зажимая рукой рот и сдерживая слёзы. Оказавшись рядом, она увидела, что на гладкой и словно отполированной, отсвечивающей матовой белизной поверхности лежал нож – орудие убийства Гурмита Вахи, в котором она сразу же узнала катану, выкраденную ей из дома Рэйтана Арора, также стоял высокий бокал с водой, точь-в-точь как тот, в который она сыпала яд несколько часов назад, а возле бокала красовался пузырёк с белесоватым содержимым, в действии которого она тоже не сомневалась. Это было всё ей. На выбор.

– Нет… Нет! Я не буду этого делать! – закричала американка, бросаясь к двери и царапая её ногтями, потому что ручки с внутренней стороны не было.

Но дверь была заперта и она затихла около неё через какое-то время, скорчившись в рыданиях. Истерика истощила её. Сколько она так просидела, Сандра не знала. Никто не отозвался на её вопли, но за ней наблюдали. Всё так же горел свет, освещая белоснежный стол с орудиями убийства, холодно гудели лампы, разбавляя тишину помещения, и бездушно мерцал тёмный экран стекла, за которым скрывался её палач.

– Но почему?!

Вопрос без ответа. Поднявшись, Сандра заковыляла к столу, понимая, что дверь всё равно не откроется. Рано или поздно ей придётся свести счёты с жизнью. И лучше сейчас, пока к двум предложенным вариантам не добавился третий, совсем не эстетичный и куда более мучительный…

Сквозь тёмное стекло Мистик холодно наблюдал, как Сандра трясущимися руками берёт пузырёк с ядом и растворяет порошок в воде. Стоит с бокалом минут пять, не решаясь сделать глоток, а потом выпивает, медленно, морщась и содрогаясь, но до дна.

– За Киару, – тихо проговорил он, играя вздувшимися желваками на скулах.

Киара быстро шла на поправку. Молодой организм, плюс уход самых лучших врачей, а так же отданный на анализ яд и в результате правильно подобранные лекарства эффективно делали своё дело: девушка поправлялась гораздо быстрее, чем того ожидали врачи. Как и обещал доктор, уже на следующее утро она пришла в себя и к этому времени все родственники были в палате, ожидая её пробуждения. Открыв глаза, Киара увидела встревоженные лица нани, Сафы, маленькой Анджали, миссис Анви Униял, мамы Арджуна, а так же самого Арджуна и дядю Вишала. Была даже непривычно тихая дади, которая, против своего обыкновения, не лезла вперёд, а скромно стояла в углу и не высовывалась, чего она никогда бы не сделала до вечера с отравлением. Увидев вокруг себя столько людей в сочетании с больничной обстановкой, Киара удивлённо распахнула глаза, пытаясь сообразить, как она тут оказалась, но в памяти ничего не всплывало, словно оттуда стёрли большой кусок времени вместе с событиями, которые в эти мгновения происходили. Чувство было такое, словно её вырвали из реальности, а затем обратно в эту реальность поместили, а её последние воспоминания замерли на вчерашнем – кажется! – дне и на ощущении горячих, сильных рук, несущих её к спасению, к свету.

– Рэйтан!

Киара резко вздёрнулась на постели, припоминая слепящую боль, и почему сильные руки несли её к свету. Она помнила, как ей казалось, что похожая опасность грозит мужу.

– Тш-ш, тише, я здесь! – знакомые объятия окутали теплом, уютом, необходимой лаской.

Рэйтан возник откуда-то сбоку, опустился на край кровати, мягко обнял за плечи и, кажется, тихонько поцеловал в висок. По крайней мере, так она ощутила таящееся от родни движение.

– Relax!

Любимое словечко из уст мужа вызвало улыбку, пусть слабую, но от души искреннюю. Показало, что жизнь продолжается, а страх и боль, поплывшие было из воспоминаний, отступили прочь. Затем Рэйтан легонько надавил ей на плечи, побуждая откинуться на подушки, и поправил одеяло. Во время этих немудрёных действий они умудрились утонуть друг у друга в глазах.

– Где я?

Это был риторический вопрос. Окружающая обстановка и непередаваемый, но характерный и всегда легко узнаваемый больничный запах говорили сами за себя. А ещё она вспомнила, как они с Рэйтаном выпили отравленного сока, поэтому ничего удивительного в её местонахождении не было. Однако подспудная мысль, что её муж также отравлен, всё равно тревожила сознание. Только Рэйтан был здесь, живой и здоровый, лица родных были хоть и встревоженными, но в целом радостными и Киара успокоилась.

– Ты в больнице, – голос, бесконечно зовущий её вчера сквозь тьму беспамятства, звучал убедительными интонациями. – Не волнуйся, всё на самом деле хорошо.

Киара послушно кивнула, вглядываясь в лицо Рэйтана, и их глаза вели свой, неслышный, понятный только двоим разговор. А собравшиеся родственники обрадовано заулыбались, сочтя недавнее проявление резвости от «умирающей» хорошим признаком. Они загомонили все разом, выплёскивая восторг.

– Ты в порядке? – потихоньку шепнул Рэйтан, пока родственники радостно общались.

Того, что Киара открыла глаза, ему было катастрофически мало. Хотелось знать, что любимую малявку ничего не беспокоит, и что кроме физического состояния в норме другое… Киара снова кивнула, понимая, какой смысл вкладывает в слова Рэйтан. События ужасного вечера проносились у них перед глазами, доступные только им двоим и они, соединившись взглядами, заново переживали злополучное отравление, вновь испытывая жуткий холод и страх потери не только жизни, но и друг друга. Это было как разорвать единое, одним махом заставить умереть душу. Глаза Киары спрашивали, благодарили, сходили с ума. Глаза Рэйтана уговаривали, утешали, убеждали. Уверяли, что время на разговоры у них ещё будет время и безмолвные взгляды были как объятия, которые Рэйтан не мог позволить себе в присутствии родни. Ресницы Киары затрепетали, когда она вспомнила о родственниках тоже. Для неё подобные переглядки были проявлением интимности наравне с объятиями и поцелуями, а то, что родные, выговорившись, понимающе помалкивали, не вмешиваясь в их разговор без слов, только добавляло смущения.