– Идей пока нет, но могут появиться.

– Откуда? Из каких таких дебрей?

– У меня однокашник занимался старательским промыслом, так вот – его не стало. Я так разумею – убили.

– Кто убил? – насторожился начальник угро. – С чего ты взял?

– Может быть, зверь убил, может быть, человек… Не знаю. Пока не знаю.

– А раз не знаешь, то и не возникай.

«Очень неприятная у человека фамилия – Хмырь, – подумал Шайдуков, – но зато точно соответствует сути». Шайдуков знал, что начальник угрозыска подал прошение, чтобы в его фамилию добавили одну букву «о» – не Хмырь чтобы было, а Хомырь. Получалась вполне приличная хохлацкая фамилия, но ответа на прошение пока не было.

– Когда будешь знать точно, тогда и возникнешь, понял?

– Так точно, товарищ капитан, – сказал Шайдуков и про себя добавил: «Понял, чем козел барана донял».

Спустился на этаж ниже, к подчиненным Хмыря – там тоже не оказалось фотокарточек, их никто не собирал, поскольку никаких заявлений к ним не поступало, а раз не поступало, то никто этим делом не занимался. И вообще Хмырь считал, что человек, ушедший в тайгу, – сам за себя ответчик, закон не обязан его защищать.

Старший лейтенант Нестеров – длинный, с унылым потным носом, держась рукой за щеку, – допекал больной зуб, а идти к врачу он боялся, – сказал:

– Я завел было речь, но куда там, – он отнял руку от щеки и досадливо пошевелил пальцами, – капитан чуть было звездочки с погон не содрал – боится лишнее дело на себя вешать.

– Да, каждый пропавший старатель – это практически нераскрытое дело, – согласился с ним Шайдуков, – а тайга у нас – две Франции, три Бельгии и одна Швейцария. Чтобы прочесать «две Франции», не менее трех дивизий надо – по полторы на каждую «Францию».

– А каждое нераскрытое дело – это потенциальный выговорешник. – Нестеров поморщился. – Никогда не знаешь, кто им заинтересуется. Начальника нашего поздравил?

– С чем?

– «О» в его фамилию все-таки добавили.

– Тогда с чего же у него плохое настроение? Не хочет выставлять отделу положенное шампанское?

– От него не то, чтобы шампанского – стакана кислушки не дождешься, – Нестеров неожиданно хихикнул. – Ты слышал, как царь Александр Третий одному купцу фамилию на свой лад выправил?

– Нет.

– Жил один купец, первую гильдию имел, а фамилию имел странную – Семижопов. Мужик богатый, при золотых цепях и кольцах, а фамилию свою в деловых бумагах ставить стеснялся. Вместо него ставили фамилию старшего приказчика.

– Какого-нибудь Перышкина или Гайкина, – усмехнулся Шайдуков.

– Вполне возможно. Может быть, даже Пупкова. Чтобы избежать дальнейших конфузов и привести фамилию в соответствие с богатством и положением, Семижопов послал нижайшее прошение на имя государя. Царь Александр Третий был остроумным человеком, прочитал прошение и написал толстым синим карандашом: «В ознаменование личных заслуг господина Семижопова разрешаю две жопы снять». – Нестеров кисло улыбнулся и схватился рукой за щеку. – М-м-м!

– Это не анекдот?

– Это наше историческое прошлое, документально подтвержденное. А начальника нашего все-таки поздравь.

– Надо подумать, – сказал Шайдуков.

– Вдруг шампанское выставит? В магазине как раз появилось. Теплое. Сладкое.

– Тепло-сладкое.

Хомыря он поздравлять не стал – все равно ему «тепло-сладкое» шампанское не пить, пристроился было на попутную трехтонку – шла в Клюквенный с мукой, – вдвоем все веселее будет, но через несколько минут Шайдуков передумал и попросил подбросить его до аэропорта.

– Чего так? – удивился шофер.

– Спешу!

– Денег, что ли, не жалко? Я бы бесплатно, к самому порогу, к дому доставил.

– Время, время, – пробормотал Шайдуков, – время дороже денег.

– Ну, как знаешь, – недовольно пробормотал шофер, зашмыгал носом, будто обиженный школьник.

Просьбу Шайдукова он выполнил, доставил до аэропортовской площадки, круто развернулся и, подняв столб пыли, укатил.

Рейсовый Ан-2, идущий в поселок Клюквенный, затем в Куропатку, Ивантеевку и Шиловку, был уже заправлен. Пассажиров набралось немного, и Шайдуков свободно купил себе билет, в самолете пристроился на жесткое железное сиденье напротив двери-люка и, подчиняясь команде, покорно перетянул себя ремнем. Невольно ощутил, что теперь составляет единое целое с сиденьем, с полым металлическим корпусом Ан-2, с игрушечными истертыми колесами, похожими на колеса садовой тележки, с мотором и винтом, и это ощущение родило в нем легкое хмельное чувство, схожее с весельем.

Из кабины, по-журавлиному переступив через высокий дюралевый порог, вышел второй пилот, одетый в серую, почти милицейскую рубашку с погончиками, украшенными двумя нашивками, остановился рядом с Шайдуковым.

– Ба-ба-ба, кого я вижу! – голос у второго пилота был густой, сочный, будто у оперного певца.

– Здорово, Егор Сергеевич, – сказал ему Шайдуков, – давненько не встречались!

– Летаешь редко, потому и не встречаемся, – второй пилот рывком сдернул люк с места, ловко вогнал его в проем и повернул длинную красную ногу, закрепляя, потом, чтобы никто не вздумал сдвинуть люк без разрешения, перекинул через дверь цепочку, также окрашенную в алый сурик. – Заходи к нам, – пригласил он Шайдукова и показал пальцем на кабину. – Сейчас не надо – нельзя, а когда взлетим и наберем высоту – заходи! Посмотришь на землю с неба.