Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя

В мире есть города, где не существует времени. Где людям плевать, выживешь ты или умрешь. Где невинных детей ставят в шеренги и хладнокровно расстреливают. А что делать тем из них, кому повезло выжить? Тем, кто с растерзанной душой вопреки обстоятельствам пытается сохранить внутри тепло и остаться человеком?

Кристина – одна из таких детей. Она выросла на улицах Сан-Паулу, спала в картонных коробках и воровала еду, чтобы выжить. Маленькой девочкой она боролась за свою жизнь каждый день. Когда ей было 8, приемная семья забрала ее в другую страну, на Север.

Мысль о том, что она, «сбежав» в Швецию, предала свою мать, расколола ее надвое. Кто она: бразильянка или шведка? Почему прошлое не отпускает ее? Спустя 24 года Кристина возвращается в Бразилию, чтобы наконец разобраться с прошлым и узнать правду о том, что на самом деле случилось с маленькой Кристиной.

Sluta aldrig ga Christina Rickardsson

Copyright © Christina Rickardsson, 2016 First published by Forum, Stockholm, Sweden Published in the Russian language by arrangement with Bonnier Rights, Stockholm, Sweden and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden

Эта история – о моем детстве в Бразилии, о культурном шоке, который я испытала, оказавшись в лесах северной Швеции, и о потере самых близких мне людей. Это воспоминания о беспризорном детстве на улицах Сан-Паулу и в приюте, о моих первых годах в Швеции, когда я внезапно оказалась в водовороте событий, не имевших ничего общего с тем, что я знала раньше. Воспоминания эти обрывочные, но в то же время очень четкие. Я бережно хранила их все эти годы, то и дело прокручивая у себя в голове, а потом записала, чтобы не утратить связь со своим прошлым. Так родилась эта история. Моя история. Я не помню точно, сколько мне было лет, когда произошло каждое из описанных событий, или сколько времени я пробыла в тех местах. Да и что такое время для ребенка, выросшего на улице? Мы не были частью общества. Мы оказались в мире, где для нас не существовало времени, в мире, которому было наплевать, получим ли мы образование, выживем или умрем.

Вам когда-нибудь хотелось, стоя на вершине горы и глядя на всю эту красоту внизу, вдруг закричать изо всех своих сил? Кричать, пока не иссякнет дыхание, до боли в горле и жжения в легких? Чтобы этот крик очистил душу, позволив горю и скорби вырваться наружу, сбросить груз того, что вам приходилось держать в себе, всей накопившейся боли, всех попыток подстроиться под окружающий мир. Я подстраивалась всю свою жизнь: к законам уличной жизни, правилам приюта, а позже – к нормам моей новой жизни в Швеции. Внутри меня живут два человека: Кристина из Швеции и Криштиана из Бразилии. И мне не всегда было легко сделать так, чтобы два моих «Я» уживались друг с другом. Не раз доводилось мне стоять на вершине той горы, отчаянно пытаясь закричать, избавиться хотя бы от части тревоги и боли. Я открывала рот – но крика не было.

Страницы, что вы листаете, – и есть мой крик, а эти слова – мой рупор. Но самое главное: в этих страницах заключена моя правда, моя история – о борьбе за выживание, смелости, что понадобилась мне, чтобы вернуться в Бразилию, найти свою биологическую мать и вновь научиться радоваться жизни. И о бескрайней материнской любви, согревающей мое сердце.

Умео, Швеция, зима 2015 г.

Однажды солнечным днем, три года назад, я проснулась и испытала страх. А точнее – ужас. Этот ужас вселяла в меня сама жизнь. Я будто врезалась в стену. Всем знакомо это чувство. Можно врезаться с разгону, в прыжке или даже с трудом переставляя ноги. Чем выше скорость, тем сильнее и болезненнее будет удар. Простая математика, рациональное уравнение. Я врезалась в эту стену на пределе скорости, словно в забеге на четыреста метров.

Как это случилось? Если бы вы задали этот вопрос моим коллегам – шефу и друзьям по офису, – никто из них не удивился бы. На работе я выкладывалась на 120 процентов, но в моей личной жизни царил полнейший хаос. Мне нелегко было выстраивать отношения с родными и друзьями, даже с самой собой. Поэтому я попыталась сосредоточиться на том, на что могла повлиять. Как объяснить, что я боюсь жить? Боюсь чувствовать по-настоящему? Боюсь испытать боль от своих чувств? Боюсь, что люди, которых я люблю, покинут меня или умрут? Что если я остановлюсь, то просто упаду? Что я боюсь самой себя?

Я была уставшей и вымотанной. Не могла и не хотела думать – от этого беспокойство во мне только росло. Я была не готова к обычной жизни. Испытывала неведомые мне доселе чувства. Тело и подсознание взяли надо мной верх, как будто душа моя решила, что настал ее черед. Тогда-то у меня начались кошмары: мне снова было семь, и я отчаянно боролась за жизнь, вновь и вновь переживала этот момент. Уж лучше бы мне снились ужасные чудовища под кроватью! Но все эти образы в моей голове были реальными. Мне снилось то, что уже случалось со мной в детстве.

Я поняла, что в одиночку мне не справиться. У меня был выбор: сдаться или выбраться из этого состояния. Помню, как вошла в ванную, встала перед зеркалом и пристально посмотрела в глаза своему отражению. Смотрела в глубь себя и видела, как эти глаза наполняются слезами от осознания того, что маленькая девочка, убегавшая от смертельной опасности, бежит до сих пор. Мне нужно было остановиться – ради самой себя – и наконец сесть и переварить то, что случилось. Вслух я сказала: «Я не могу больше убегать. Не хочу больше убегать. Не хочу так жить». И впервые в жизни попросила помощи. По-настоящему.

Я сижу на диване в своей квартире, в Умео. Передо мной – документы об усыновлении меня и брата, полученные от отца. Папка была довольно толстой, а теперь все бумаги из нее разбросаны по кофейному столику. Половина документов на шведском, половина – на португальском. Все двадцать четыре года эти документы хранились в сейфе моего отца, и я никогда не просила на них взглянуть – мне это было не нужно. Вряд ли из этих документов я узнала бы о себе что-то новое или что-то из своей жизни в Бразилии, чего я не помнила. Я никогда не испытывала необходимости выяснить, кто я и откуда; самое главное – я знала, что меня не бросили. Возможно, «похищение» – слишком сильное слово и не вполне подходит для описания процесса нашего усыновления, но иногда у меня возникает ощущение, что это было именно оно.

Мой брат П`aтрик – или Патрик Жозе Коэльо (именно это имя дала ему наша биологическая мать) – был слишком мал, когда мы оказались в Швеции, и не помнил ничего из того, что случилось с ним до этого. В нашей шведской семье мы редко говорили о прошлой жизни. Разумеется, для этого было множество причин, но я знаю лишь о своих собственных. В одном я уверена: брат помнит лишь одну деталь из своей жизни в Бразилии – как он спал в картонной коробке. Я сама подтвердила это – ведь это я положила его туда, чтобы он поспал. Самое удивительное в воспоминаниях – это то, что одни остаются в нашей памяти, а другие – нет; одни улетучиваются навсегда, а другие могут вернуться. Сколько ни пыталась – я не могу вспомнить то время, когда мама была беременна Патриком. А ведь такие вещи обычно запоминаются – мамин растущий живот и собственное осознание, что у меня скоро будет братик или сестренка. Быть может, это воспоминание стерлось из моей головы, потому что я слишком долго прожила на улице без мамы. Знаю одно точно: однажды мой младший брат Патрик вошел в мою жизнь, и с того самого момента я полюбила его. Я помню, как заботилась о нем, когда мы жили на улице, как кормила его и меняла ему подгузники, а иногда баюкала. Помню, что ребенком он был спокойным и, кажется, редко плакал. Когда я приехала в Швецию, мне было восемь, а брату – без малого два года. Мы родные только по маме – отцы у нас разные. В бумагах об усыновлении Патрика есть имя его отца, но в моих в этой графе стоит прочерк.