Только слышно на улице где-то

Одинокая бродит гармонь…

При этом так и представлялось: бродит в холодной темноте не то гармонь, не то баян – не разбираюсь я в этом, громадная, почти как русская печь из сказки, страшная, красно – синя – зеленая, с темными и бездонными, как преисподняя, раздвигающимися мехами, одиноко праздно шатающаяся возле прудов в Орехово-Борисово!

А машина Дениса наконец вырвалась на свободное пространство и черной тенью понеслась, правда не на придельной скорости, но приближаясь к сотне, а за ней гналась другая, уже догоняя: дракона. Шофер был несколько не трезв после виски, которого в крови, было, пожалуй, значительно больше двух промилле! Однажды в одной знакомой компании оказался судебный медик. В конце выпивки, правда, за рулем в тот день желающих прокатиться не было, они сдали кровь. Доза была летальной: порядка пяти! – А тут, подумаешь: меньше в половину!

Машина резко вписалась в поворот, ее занесло на встречную полосу, и она почти вылетела на обочину. Кошка, перебегавшая дорогу, что-то почувствовала заранее, но не успела полностью отреагировать. Она не смогла перепрыгнуть через машину, а оказавшись на капоте, посмотрев прямо в глаза водителю, который от страха мгновенно протрезвел и почувствовал ужас! Перед ним, как мираж, мелькнули громадные, необыкновенно василькового цвета, и как он их рассмотрел на такой скорости, расширенные от страха, женские глаза. Его сознание накрыло что-то темное, неизбежное, как в ночном кошмаре, после которого просыпаешься в липком поту, с мокрым краем пододеяльника, но не можешь вспомнить его. Так бывает во время тяжелой болезни с лихорадкой, сильного нервного перенапряжения или после обильной выпивки. – Пробуешь ухватиться хотя бы за обрывки сна, чтобы смягчить его, разобрав ужасы по частям, но не можешь. И от этого испуга, тенью покрывшего мозг, расширись его, как от дозы, зрачки.

Завизжали тормоза… Колеса проехали по телу и отбросили его в сторону, под кусты на обочине… Кровавый след был не только на дороге, но и на сером снегу. В жидкость красного цвета испачкались колеса и бампер машины. Денис вышел из машины. Мертвого тельца кошки он не увидел. Автомобиль был не поврежден и не запачкан кровью. Но когда он проехал дальше, то ему почудилось, что возле дороги, за машиной, лежала женщина в черной куртке, лицо которой закрывал капюшон, над которой хлопал крыльями: то ли громадный ворон, то ли чудище из детских сказок!

–Допился уже до галлюцинаций! – подумал он… – Это не хорошо. И откуда только это мерзкое животное взялось! Только настроение испортило. Надо к дому подруливать, пока "гаишники" не засекли меня под градусами. А хороша новая машинка!

Шофер был пьяным, усталым, но очень довольным. Он не успел к праздничному столу, но самодовольно надеялся, что дома его ждут с радостью. Сделка подвернулась очень удачная. Все закончили к десяти часам вечера. Его очень уговаривали остаться и отметить. Он только умеренно, на его взгляд, приложился к вискарю. К тому в эту ночь был день рожденья пятилетней дочечки Мариночки. Теперь он каждый новый год вспоминал, как он дергался в холле роддома и как в два часа ночи открыл шампанское, когда родилась дочь. Сегодня казалось сама машина, как конь почувствовал стойло, которое было уже за поворотом. Он чуть не перекрестился прямо за рулем у дома: – Доехали – сказал он о себе и машине.

Сбитая женщина нашла приют в сугробе, метров за десять от обочины дороги без сознания и медленно замерзала. При этом она была в состоянии шока. Лежала на боку, в позе эмбриона, подтянув к груди ноги. Была она тоже несколько пьяна. Тело уже не согревало себя дрожью. Кровь в сосудах сгущалась, как некачественное масло в двигателе на морозе, потребность в кислороде уменьшалась, а мозг – страдал. Она начинала видеть русалок, которые, действительно, водились в Борисовском пруду, образованного по приказу Бориса Годунова. На помощь ей звать никого не хотелось, да и не было на это сил! Эта сладкая смерть при замерзании!

Глава 3. Кошка во временном лабиринте

Пять часов назад на город, замешанный на серпантине, дожде со снегом, блекнущих лучах гобо проекторов и сканеров, рисовавших снежинки и цветы на стенах домов и мокром асфальте, на котором тысячи ног в эту ночь растопили осадки, последними искорками фаер шоу, затихающей музыки и криков, уже немного тлетворном запахе елей и сосен, а также африканско -азиатках шкурок как цитрусовых, так, перешедших в одежду для дам и не только, млекопитающих, и уже ослабевшего вместе с желанием уставшими людьми сна, смутно-детского ожидания счастья, обрушился новый год…

В это время сиамская кошка, внучка той, что сидела за окном йогини, а, может, та же самая, вернувшаяся из странствий по другим мирам, молча бежала по Орехово-Борисово. Но ведь, как известно "Молчаливая кошка опаснее мяукающей", так как "Мягкие лапки, а в лапках- цап-царапки"!

Темнота ночи лишь немного разбавлялась светом уличных фонарей и фарами проезжающих машин, так, если бы в черную краску добавлять и добавлять желтую. Тьма не просветлится, а так: помутнеет немного. На этом тусклом фоне кошка выглядела почти тенью, или, скорее, призраком. А, может, она уже и была им? Периодически в этой ночной мути фосфорилировали бело-желтым цветом ее глаза на узкой мордочке. На самом же деле, это было животное с короткой белой шерстью с серебристым отливом, переходящим в оттенок вороньего крыла, особенно на ушках, хвосте и лапках. Глаза же в действительности были не желтыми, а какого-то голубовато-сиреневого, почти василькового цвета. Как пел когда-то ансамбль "Орэра", канувший в лету, или еще куда-то там еще, вместе с полями синеоких ботанических изысков:

–Разбрелись возле тихой реки

Васильки, васильки, васильки.

Была это приличная, домашняя кошечка, которой место совсем не на предрассветных зябких московских улицах, а у хозяйки в ногах под одеялом с игривым пощекотыванием их всем теплым нежным тельцем точно перед звонком будильника или на коврике, куда ее могли согнать, если хозяйка спала не одна. Еще ее могли оставить на коврике, если госпоже не надо было рано вставать, что, учитывая образ жизни, встречалось не так уж редко. Тогда кошечка с чувством собственного достоинства ждала: когда же хозяйка откроет глаза, чтобы можно было заскочить на кровать.