– Рад за тебя! Будьте счастливы! 20 Masallah! – глава дома похлопал сына по плечу.

По пути в спальню бедный доктор судорожно соображал, как будет оправдываться перед женой за злополучные следы. Та уже поджидала его в кресле и, надув губки, многозначительно глядела на мужа. У неё едва не вырвалось: «Неумеха! Что ты себе позволяешь?!», но всё же, женская интуиция вовремя подсказала ей прикусить язычок.

– Ты сердишься на меня, из-за…, – начал было Кенан. – Поверь, я не специально! Впредь буду аккуратнее. Ведь никто же, кроме нас, это не увидит! Пусть это будет нашим маленьким секретом, – попытался он перевести всё в шутку. – Ну, не дуйся, пожалуйста, на своего Кенана! Просто ты…Ты такая зовущая, вкусная – так и съел бы тебя всю! – А есть ему, действительно, очень хотелось.

Хвала Аллаху, в эту секунду в дверь постучала Эмине- 21 cютлю, бывшая кормилица, так и оставшаяся в доме в качестве помощницы по хозяйству. Она принесла поднос с завтраком. «Уфф, вроде отделался…пока».

– Султанша всех миров и моего сердца позволит мне покормить её?

– Ладно, на сей раз ты прощён, – с напускной строгостью произнесла Мерьем, и оба поняли, что это она только «для порядка». Капризуля тоже была голодна, и пара с воодушевлением принялась за завтрак, как и подобает молодым любовникам после бурной ночи.

В комнату вновь постучали. На сей раз – тётя Халиме. Она напомнила о том, что уже через час придут гости, чтобы традиционно поздравить молодых с началом совместной жизни. И как их только угораздило об этом позабыть?! Но, оно и к лучшему – доктор не хотел пока доставлять дискомфорт любимой. Зато после визита можно будет отправиться гулять по набережной. По дороге, сидя в фаэтоне он не выпустит миниатюрную тёплую ладошку из своей. Будет так ласкать и поглаживать милые пальчики и между ними, что жена сама захочет поскорее вернуться с прогулки и уединиться с ним в спальне!

На обед с гостями Мерьем выбрала надеть красное платье с глубоким вырезом, выгодно подчёркивающее все достоинства её фигуры – то самое, что когда-то подарил жених, а она ещё артачилась и заявляла, будто ни за что не станет его носить – дескать, не её стиль. Нынешним утром она посмотрела на это платье другими глазами. Ей захотелось предстать перед мужем именно в нём! И обязательно украсить декольте новой подвеской – свадебным подарком мужа. Мерьем удалилась переодеваться в свою бывшую комнату, которая теперь после свадьбы стала служить ей гардеробной. Деликатно постучав в дверь, Кенан вошёл, когда Мерьем уже почти была готова, и с хозяйским удовлетворением супруга понаблюдал, как его сокровище завершает туалет. Ему всё же удалось заметить то багровое пятно на груди жены и другое – на бедре, пока та натягивала чулки. Примечательно, что если Птичка с недовольством взирала на эти напоминания, то у доктора Кенана они вызвали нешуточный прилив желания обладать своей малышкой. Теперь с этим желанием ему предстояло бороться до самого вечера. Не беда, подождёт – ему не впервой! Он так долго её ждал!

Стамбул, 1913 год

– Неужели, он всё-таки не уехал в Измир? – Нармин- 22 ханым не находила себе места.

«Значит, обманул меня, а сам остался дома?»

Не хотелось верить словам и домыслам калфы (служанки). Когда привязан и любишь, всякое сомнение терзает душу. А Нармин успела очень сильно полюбить своего нового друга. С тех пор, как они близко познакомились с Кенаном, она словно воспарила на крыльях, помолодела и душой, и телом – будто он сотворил с ней чудо. Даме несказанно повезло – ей достался не просто молодой (молодых много), а к тому же восхитительно красивый и породистый жеребец. Он удивительным образом сочетал в себе черты аристократа, благородного поэта-романтика и мужика, охочего до женского тела. Особенно, когда приходил в гости после трудного дня в больнице и с порога набрасывался на неё, чтобы снять напряжение. В такие вечера она чувствовала себя куском мяса в лапах голодного льва, что ей, зрелой даме, по-особому нравилось. Поэтому она вовсе не обижалась на поведение своего красавчика. Тем более, когда этот лев скалился и рычал в самый прекрасный момент близости. Это у малолетних особ на первом месте любовь и романтика, а в бальзаковском возрасте, когда правят инстинкты и физиология, ей попросту хотелось молодого самца – сильного и пылкого, жадного до того, что она может предложить.

Любовник тоже не оставался в накладе и получал от вдовы всё необходимое мужчине. Юные стеснительные девы с неразбуженной сексуальностью – что они понимают? И что умеют? Конечно, лестно быть чьим-то проводником и наставником в области наслаждений. Но горячему молодцу зачастую надо, чтобы партнерша не стеснялась воплощать его самые смелые и откровенные желания, да и сама что-то предлагала интересненькое. С вдовой не надо было никого уговаривать, обучать и раскручивать – всё взаимно и на равных. Главное, что прежде, чем преподавать кому-то уроки любви, необходимо их освоить самому, что он и делал. Ученик он был темпераментный – уже в первую встречу показал, на что способен.

«Может, что-то случилось дома или попался тяжелый больной?» – надежда умирает последней. Нармин с изящно расписанной чашечкой кофе устроилась на диване. Она вспомнила, как схитрила в первую встречу и угостила Кенана 23 ракы, дабы создать непринуждённую обстановку. Обычно, когда он захаживал, мадам отсылала служанку из дома: «Нечего этой пучеглазой пялиться на моего красивого и смущать мальчишку».

Они сидели на этом же диване. Разговаривали, смеялись, он читал свои стихи. Полумрак и алкоголь добавили настроения. Положила руку ему на колено, взлохматила густые волнистые волосы. Потом взяла его ладонь и провела по своей коленке и выше по бедру, как бы показывая, где и как ей нравится. Кенан не очень-то умел определять возраст женщин. Да и непростое это дело. В любую эпоху женщина может выглядеть привлекательно независимо от возраста, если ухаживает за собой. Где-где, а в Турции для этого особенно много условий и традиций. Поэтому в свои почти сорок лет вдова была ох как привлекательна. Времени и средств на красоту у неё хватало. Кокетливая прядь волос, будто случайно выбившаяся из прически, манящий аромат духов и таинственная полуулыбка придавали ей особый шарм. Сейчас перед молодым человеком была не взрослая подруга его матери, а очаровательная, чувственная и очень зовущая женщина.

– Нармин-ханым… Вы… такая…необыкновенно красивая, – произнёс он слегка охрипшим от волнения голосом, словно околдованный, пристально глядя на хозяйку потемневшими глазами. «Ах, какой же он обворожительный, а глаза – просто умопомрачение», – она давно была влюблена в молодого дэнди.

– Это ТЫ красивый, мой 24 шехзаде… Только прошу тебя, не называй меня «Нармин-ханым».

Поэту не трудно выдумать романтические имена для любимой женщины и, забегая вперёд, скажем, что вскоре в ход пошли «магнолии», «ромашки» и прочие цветочные эпитеты.