— Аэропорт. Понял, — кивнул Питер.

— Ещё кое-что.

— Что же? — Питер все еще писал что-то в телефоне.

— Пошли-ка свою мамашу ко мне в комнату. Сегодня вечером. Я чувствую себя не в своей тарелке, надо снять напряжение.

Пальцы Питера замерли, и он сердито посмотрел на Нэйта.

— Ты придурок, ты знаешь это?

Я спрятала улыбку на груди у Нэйта. Возможно, он и изменился, но острый на язык шутник все еще жил под броней у него внутри.

— Я в курсе, — ответил Нэйт и снова погладил меня по спине.

Питер и Дэвид встали и побрели к двери.

— Увидимся утром, — Дэвид бросил на меня взгляд. — Тренировка, усиленная и ранняя.

Я уставилась на него:

— Сейчас же два часа ночи.

— Тогда лучше ложись спать, — ответил он, закрывая за ними дверь.

Нэйт откинул голову назад, глубоко вздохнул и сказал:

— Дэвид прав. Тебе нужно идти спать и тренироваться.

— Тебе тоже нужно поспать.

Он издал низкий смешок.

— Ты что предлагаешь, спать вместе со мной?

«Да, пожалуйста».

— Ну, ты меня отшлёпал и все такое. Думаю, это справедливо.

Он застонал:

— Я прошу прощения за это.

— Не стоит, — ответила я. Моя попа болела, но бабочки кружились и порхали у меня в животе, когда я думала о том, как это было — лежать на его коленях, его рука между моих ног.

— Я имею в виду, это скорее сожаление, но я не жалею.

Его рука пустилась вниз по моей спине и скользнула вдоль талии джинсов.

— Я так и думала.

Он откашлялся и опустил руку.

— Но это не должно повториться. Это… — он стащил меня с колен, и я встала лицом к нему. — Не может повториться.

Лёд сковал мое сердце, когда я посмотрела ему в глаза.

— Почему?

— Тебе восемнадцать. У тебя вся жизнь впереди. Колледж и реальный шанс выбраться из этого гребаного бардака, — его тон смягчился, и он взял мои руки в свои. — Я знаю, ты считаешь меня кем-то типа спасителя, хорошим парнем, но я не такой. Я убиваю людей. Я забираю чужие жизни. Я не такой, как ты думаешь.

— Ты не знаешь, что я думаю, — я убрала руки и скрестила их на животе. — Ты меня не спрашиваешь. Все, что ты делаешь, это говоришь мне, что не может случиться.

Он почесал заросший щетиной подбородок.

— Давай не будем сейчас. У нас обоих была долгая ночь. Ладно?

— Нет, не ладно. Ты не можешь поцеловать меня, а потом сказать «нет». Я так не хочу, со мной это не сработает.

Я пыталась не обращать внимания на ещё один его отказ, но он всё же задел меня в глубине души, оставляя там вновь заявившее о себе чувство горечи.

Усталость навалилась на него, состарив на несколько лет.

— Я не могу быть тем, кем ты хочешь, Сабрина. Я не тот человек. Я держал тебя подальше отсюда, чтобы ты могла жить своей жизнью, не оглядываясь назад. Вот на что была бы похожа жизнь со мной. Ты должна понять, что как только я убью Дмитрия, тебе придется уйти. Это для твоего же блага.

— Это мне решать, — ответила я. Гнев вспыхнул быстрее, чем обычно, усталость и события последних нескольких часов дали мне более короткий запал. — Я знаю, сколько мне лет. Но это не значит, что я не знаю, чего хочу, — я наклонилась и ткнула в него пальцем. — И не говори мне, что делать и что чувствовать. Ты можешь отрицать всё, что хочешь, но я знаю, что это правда. Я знаю это уже много лет. Если тебе хочется быть как баба и прятаться от этого, это твоё право.

«Чёрт побери. Я только что назвала главу синдиката Филадельфии бабой?»

Его ноздри раздулись, и он схватил меня за запястье.

— Ну вот, опять дерзости и твой острый язык.

Я усмехнулась:

— Я знаю, тебе нравится, — я демонстративно посмотрела вниз, указав взглядом на эрекцию, выпирающую из его ширинки. — Я знаю, что ты хочешь отшлепать меня снова.

Он сжал мое запястье и сказал:

— Не дави на меня, Сабрина.

Я отдернула руку:

— Почему? Что ты будешь делать? Поплачешь еще немного о том, что мне восемнадцать?

Повернувшись на каблуках, я зашагала прочь. Так же быстро, он дернул меня назад и поставил, удерживая перед собой, грубо сжав мою талию.

— Хочешь знать, что я за человек? — спросил он. Его голос с опасными нотами окутывал меня, соблазняя. С растрепанными тёмными волосами, пятичасовой щетиной на квадратном подбородке и восхитительным огнем в глазах, он выглядел смертельно опасным. — Потому что я могу показать тебе. Прямо здесь. Прямо сейчас.