– Орбикаэлли-а-ша, а может, она все-таки не она?

– Что тебя смущает, Амари?

– Все. Как это, моя Зина и эта…

– А ты сама и эта… В твоем понимании нормально совмещаются?

Точного копирования моих интонаций от королевы я не ожидала, как и повторенного неопределенного жеста рукой и пренебрежительно сморщенного носа. И, вообще, всего ее некоролевского поведения. На правительницу она была похожа только пока общалась с кем-то из, наверное, Старших. А так – обычная женщина, волнующаяся, радующаяся, переживающая, объясняющая. Да даже в образе Старой Бекки она вела себя более… царственно. Теперь еще и это поддразнивание. Оно удивило и почему-то успокоило.

– К себе я привыкла. А к ней…

– А что с ней, Амари? Она та же, какой ты знаешь ее все годы. Твоя человеческая мать в свое время изменилась, не сказать, чтобы кардинально, но, тем не менее. А Зина такая от момента рождения. И, если не передумала, пожить у нее несколько дней для тебя это было бы неплохо. Все попытки негативного воздействия в твой адрес она нейтрализует, по крайней мере, смягчит.

– Она умеет…

– Нет, неосознанно. Они с Мариной получились абсолютно идентичны в структурном строении, но полярно противоположны в своей сути. Как результат – взаимное ослабление эманаций в присутствии друг друга.

– А у моей матери осознанно? Это она на меня всякую дрянь цепляла? Из-за нее я была такой… как была?

– Да, Амари, к сожалению, это так. Прости, девочка, но вмешаться я не могла, не имела права. В Марине собрался весьма неприятный букет личностных качеств. Она чувствовала вашу единокровность, но не родство, с твоим взрослением это усиливалось, материнский инстинкт, не слишком выраженный изначально, полностью деградировал. Без него она сочла тебя идеальной жертвой для удовлетворения жажды власти, безоговорочного помыкания, безответной мишенью для насмешек и оскорблений. Своего рода эмоциональное рабство. Твои попытки сопротивляться этому разбудили ее магию. Первое проявление, скорее всего, произошло на пике негатива. Первое, что я увидела на тебе, была немота, совсем слабая, ты ее могла почувствовать лишь как несколько замедленную речь, но она это заметила. Что смогла понять, сказать трудно, но что-то смогла и стала искать учителя. Поиски затянулись, большинство тех, кто позиционирует себя здесь, как магов и экстрасенсов, обыкновенные шарлатаны, в лучшем случае, среднего уровня фокусники, но попадаются и настоящие, среди местных их единицы, однако, здесь хватает гостей из соседних миров. Одну такую гостью Марина отыскала. В результате этот мир заполучил сильную темную ведьму. Поскольку создана она искусственно, то блокировать ее способности и оградить от них обычных людей было в нашем праве, что я и сделала. Она безопасна для всех, кроме тебя, Амари. До момента принятия тобой решения насчет Аршанса любое вмешательство в твою жизнь с нашей стороны было под строжайшим запретом.

– А теперь?

– Теперь мне нужно лишь немного времени. Здесь тяжело работать, природа магии совершенно не наша, поэтому защита и очистка займут несколько дней, после этого сможешь вернуться домой, там будет абсолютно безопасно.

– Вообще, я собираюсь вернуться в Аршанс. Орбикаэлли-а-ша, Вы мне поможете?

– Нет, Амари, это просто не в моих силах. И, боюсь… Нет, Амари, это просто не в моих силах. Аршанс закрыт для меня так же, как для всех.

– А Старшая? – ухватилась за соломинку отчаянной надежды. – Она не может помочь?

– На это тебе ответит только она сама. Амари, мне, действительно, пора. Ты остаешься или отправляешься к Зинаиде?

– К Зинке. Я приду завтра? Можно?

– Нужно. Сейчас иди. Светлых дней, Амари.

– Светлых дней, Орбикаэлли-а-ша.

Уже почти на выходе меня догнал ее голос, чуть звенящий то ли от волнения, то ли еще от чего-то:

– Амари, Дар очень изменился?

Хороший вопрос. Проблема только в том, что я практически не знаю… не помню, каким Алдариэль был.

– Наверное, я не знаю. От того, что вспомнила… Алдар повзрослел, у него грустные глаза и смеется он редко, но это понятно. А мне все равно, какой он. Лучше его нет.

– Иди, девочка. И приходи в любое время. Если меня не будет, подождешь, дом тебя пропустит.

«Ауди» честно стояла на том же самом месте, папа с дочкой весело и азартно спорили на какую-то архитектурную тему, на минуту отвлеклись на мое появление, уточнили, что все нормально и можно ехать, и продолжили дискуссию. Мне это было только на руку, просто слушать, смотреть и убеждаться, что моя подруга все та же привычная и знакомая Зинка, а не злобный монстр. Пока доехали до их дома, я окончательно успокоилась.

Просьбу приютить меня на несколько дней даже не дослушали, по общему мнению всей семьи Зиминых-Терниковых это само собой подразумевалось.

Ночью Зинка еще немного поприставала с вопросами об Аршансе. Я какие-то мгновения колебалась, стоит ли рассказывать ей о нем в свете последних новостей, но решила, что если Старшая, а в том, что звонки от имени Ребекки Ивановны на самом деле исходили от нее, я была почти уверена, считает, что можно, то не мне с ней спорить.

Заснуть не могла долго, прокручивала в голове разговор с королевой, ругалась на себя, что местами откровенно срывалась и вела себя не слишком разумно, выглядеть в глазах мамы Алдариэля неуравновешенной и недалекой совсем не хотелось, вспоминала Аршанс, тосковала, десятки раз дотрагивалась до пульса и слушала такой родной голос Тайрина, он казался единственной реальной ниточкой, связывающей меня с миром, где осталась мое сердце. Флэарри в эту ночь ко мне не приходила.

Неугомонный Иван Егорович все-таки потащил меня в клинику на профессиональное обследование. Приятная дама почтенного возраста долго меня расспрашивала, осматривала, изучала медицинскую карту. Часть вопросов оказалась совершенно неожиданной, о детских фантазиях, о прочитанных книгах и любимых героях, об отношении к противоположному полу и отдельным его представителям, о моем идеальном представлении этих самых представителей. Я делала честные глаза и честно изображала гибрид бальзаковской женщины с тургеневской девушкой. Заработала диагноз с очередным непроизносимым и незапоминаемым названием, рекомендации покоя и положительных эмоций, тут же вспомнила, как Огненный обеспечивал их Алдару, длинный рецепт на какие-то препараты, немедленно изъятый Иваном Егоровичем, и минут десять ожидания под дверью кабинета, пока специалисты вели консилиум без присутствия пациента. Интересно, если все это мне выкатили в ответ на вполне адекватное поведение и на основе одного паникерского звонка Зинки, то чем бы все закончилось, расскажи я правду? Сразу заперли бы в палате с мягкими стенами? А если бы я продемонстрировала свой фирменный способ лечения телесных повреждений, добровольно заперлись бы в соседней?