Кроме безвыходности положения, Быковского удерживали подле графа ещё кое-какие практические соображения. С его помощью Вислоцкий всё-таки имел шанс добиться желаемого, хорошо пристроить кого-нибудь из дочерей и вновь возвыситься. Тогда, быть может, с ним случится один из нечастых приступов великодушия, и он снизойдет до того, чтобы отплатить Вацлаву Быковскому за труды, выдав за него одну из двух оставшихся невест. Почему бы и нет? Их у него целых три, богатых да знатных женихов на всех троих по всей Речи Посполитой не сыщешь, а Быковский – человек верный и верность свою не единожды доказал.

Замысел сей, казалось, был близок к успешному воплощению. Стараниями Вацлава Быковского ландграф Вюрцбургский Карл, коему, по мнению его высокородного кузена, императора Фердинанда, давно пора было остепениться и завести жену и наследников, заинтересовался персоной средней дочери графа Вислоцкого, Марии. Предварительные переговоры велись уже на протяжении полугода, и Быковский предполагал, что скоро они так или иначе завершатся. Помимо денег и чести породниться с немецким императорским домом, брак сей сулил графу Вислоцкому немалые политические выгоды: королю должно было понравиться, что граф скрепил не слишком прочную дружбу Польши и Германии узами брака.

Посему, узнав, что граф зовет его к себе, пан Быковский воспрянул духом. Невзирая на свой крутой, трудно предсказуемый нрав, его сиятельство, когда бывал доволен, не скупился на вознаграждение. Увы, выражение лица графа предвещало отнюдь не щедрую награду, а нечто совсем иное – то, чего пану Вацлаву и даром не надобно.

Впрочем, ещё оставалась слабая надежда, что дурное настроение графа продиктовано плохим пищеварением или ещё какой-либо из стариковских болячек, кои медленно, но верно начинали одолевать некогда несокрушимого, а ныне основательно одряхлевшего воина и политика.

Граф всё так же сидел, глядя в огонь, и, казалось, не собирался начинать разговор, ради которого велел разыскать Быковского. Решив напомнить о себе, пан Вацлав деликатно кашлянул в кулак и доверительно произнес вполголоса:

– Закревский…

– Что – Закревский? – не оборачиваясь, перебил его граф так резко и сердито, что Быковский едва заметно вздрогнул и переменился в лице.

Рассказ о том, какое действие возымела пущенная им сплетня на молодого Станислава Закревского, был у Быковского готов загодя. Повествование сие было выдержано в шутливом тоне, который, судя по настроению графа, ныне был решительно неприемлем. Перестраиваясь на ходу и оттого скомканно и не совсем убедительно, пан Вацлав рассказал, как по его наущению известная его сиятельству, а заодно и всему городу богатая содержанка Анна Сокульская передала сплетню Станиславу Закревскому, и как тот вспылил, уразумев, о чём идет речь. Рассказал он и о том, какая сцена разыгралась между молодым Закревским и пленным московитом на заднем дворе (сие было ему известно от заранее подкупленного слуги Закревских), и даже о том, что посланный в Москву за выкупом пан Тадеуш Малиновский вернулся из своей опасной поездки с пустыми руками.

Граф слушал его невнимательно – как показалось пану Вацлаву, совсем не слушал. Когда Быковский растерянно умолк, его сиятельство, наконец, соизволил повернуть к нему хмурое, иссеченное тяжелыми складками лицо и скрипучим, истинно стариковским голосом сварливо произнёс:

– Очень мило. Мой самый преданный слуга – вернее сказать, тот, кого я таковым полагал, – развлекается, строя мелкие козни, в то время как настоящее дело почти проиграно. Да что там – почти!..

Он оборвал себя, безнадежно махнув рукой, и сделал большой глоток из кубка. Глядя, как он пьёт, Быковский подумал: «К вечеру у старика непременно разыграется подагра, и тогда держись. Достанется всем, до кого он сможет дотянуться, и дай мне Бог к тому времени очутиться подальше и не попасть в число этих бедняг».

– Я не совсем понимаю… – осторожно начал он.

– Нет, ты совсем не понимаешь! – грохнув по столу кулаком, рявкнул граф. – Сегодня гонец привез мне письмо из Германии…

– От ландграфа Вюрцбургского? – осмелился предположить Быковский.

– Держи карман шире! Этот надутый колбасник трусливо отмалчивается, ибо знает, что виноват передо мной. Письмо прислал наш посланник при дворе императора Фердинанда. Он пишет, что во дворце поговаривают, будто кузен императора, Карл Вюрцбургский, намерен обвенчаться с дочерью русского князя Басманова…

– С кем?! – не поверил своим ушам огорошенный нежданным известием Быковский.

– Ты удивлен? – неприятным голосом спросил граф Вислоцкий. – Неужели? Я думал, это часть твоего знаменитого плана, о котором ты прожужжал мне все уши. Я поверил тебе, ясновельможный пан Вацлав, поверил настолько, что имел неосторожность рассказать королю о возможной скорой женитьбе Карла Вюрцбургского на моей дочери. Король был весьма доволен. Он заявил, что возлагает на этот брак большие надежды… И что прикажешь сказать ему теперь? Что брак расстроился из-за нерадения одного из моих ближайших помощников, который так увлекся распусканием глупых сплетен о какой-то нищей девчонке, что забыл, на каком свете живёт, и дал обойти себя этому хитрому азиату?

Пан Быковский постепенно приходил в себя после пережитого потрясения. Сварливые речи графа он слушал вполуха, ибо они не содержали в себе ничего для него нового: он загодя знал, что победу в этом нелёгком деле граф постарается приписать исключительно своему уму и прозорливости, а вину за возможное поражение непременно свалит на него, Вацлава Быковского. Изворотливый ум пройдохи, вынужденного добывать себе пропитание обманом и хитростью, заметался из стороны в сторону в поисках спасительной лазейки.