Именно это, как ничто другое, убедило Гаруна, что он все сделал правильно.

– Я пришел за подтверждением, что ты тоже отвечаешь за свои слова. Ты говорил, что любишь Хадю. Ты женишься на ней?

– Да!

Для ответа не требовались раздумья. Ответ жил во мне давно, он временно умирал и теперь родился вновь – свежий, жаркий, искренний.

Гарун улыбнулся:

– Несмотря на то, что придется всю жизнь скрываться от людей? Подумай о том, что будет дальше.

– Теперь у Хади нет никаких документов?

– Тетя Патимат, близкая родственница, работает в паспортном столе. Одна из ее дочерей, Нажабат, в возрасте твоей сестренки собралась на Ближний Восток – познакомилась с кем-то в сети и поддалась пропаганде. Там не столько идеями девушек цепляют, сколько личными отношениями. Сетевая «любовь» быстро развивалась, девчонка с ума сходила по виртуальному другу и его жизни «во славу халифата». Это шесть лет назад было. Дядя Магомед отобрал у нее только что полученный внутренний паспорт и не дал сделать заграничный. Нажабат с помощью «друзей» из сети улетела в Турцию по чужим документам, и там ее следы потерялись. Может быть, она в конце концов добралась до своего виртуального идейного воина и погибла где-нибудь под бомбами или ее продали как вещь еще в Турции. Жаль девчонку. Молодая, глупая. А документы остались. От имени дочки тетя Патимат оформила заявление о смене имени и под это дело в новом паспорте появилась фотография Хадижат. Хадю возродили под новым именем. – На губах Гаруна вновь заиграла улыбка, хитрая и намного шире той, что была до грустного рассказа про сгинувшую за границей родственницу: – Нажабат стала Надеждой. Теперь Хадю – по ее, кстати, просьбе – зовут Надя, по документам она старше на два года и по легенде последние шесть лет, с тех пор как получила паспорт, сидела дома – ткала ковры на продажу. У нас многие этим занимаются постоянно или периодически, станки есть чуть ли не в каждом доме. После того, как Хадя возьмет твою фамилию – а я надеюсь, что так и будет…

– Будет! – выдохнул я.

– …следы запутаются еще больше. Документы у Хади не «липовые», внесены во все базы данных, но чем чаще они будут всплывать, тем больше шансов на перекрестные проверки. Сам понимаешь, чем это грозит. Бумажка может оживить человека, и она же его убьет. И не только его, а всех, кто участвовал и помогал.

Гарун помолчал, затем его губы вновь растянулись в улыбке, но теперь она стала жесткой:

– Кстати, если что: развод тебе не светит. Я не стерплю, если мою попавшую в беду сестру бросят, пусть по документам она мне теперь не сестра.

– Даю слово…

– Не клянись, жизнь длинная, в ней все бывает. Просто помни, что я сказал. В следующий раз чапалахом не отделаешься.

– Где Хадя сейчас?

Гарун помрачнел.

– Теперь переходим к самому главному.

– Мы уже переходили, – наперекор его тону весело напомнил я.

Хадя жива, теперь ничему не обрушить моего настроения. Жива! Все остальное решаемо. Если Хаде… Наде нужна помощь – разобьюсь, но совершу возможное и невозможное. Если у нее что-то со здоровьем – будем лечить. Если с внешностью (у девушек на этот счет особый бзик), то для меня это не проблема. Возможно, несостоявшийся муж или разъяренный отец, пока не остановили, успели что-то сделать с ее лицом. Или не только с лицом. Ну и что? Я полюбил не за внешность, внешность вторична. Я навсегда запомню Хадю такой, какой она была в нашей квартире. Мне нужна не оболочка, мне нужна суть.

– Значит, переходим к самому-самому главному, – поправился Гарун. – В ту ночь, когда отец чуть не убил Хадю, я тайно отвел ее к бабушке Сапият – после смерти дедушки Алигаджи, отца моей мамы, бабушка живет одна в частном доме в горах в пригороде Махачкалы. У нее небольшое хозяйство – скот, огород. Пока здоровье позволяет, она справляется. Сейчас Хадя прячется у нее, помогает по дому. Во двор выходить нельзя, чтобы соседи не увидели. Даже к окнам приближаться нельзя, а когда кто-то приходит, она сидит в подполе. Для людей и государства прежней Хади не существует. И теперь, наконец, – то, ради чего, собственно, я пришел. Если ты любишь Хадю и хочешь на ней жениться – тебе нужно ехать за ней в Дагестан.

В Дагестан? Да хоть в другую Галактику своим ходом. За Хадей я готов отправиться на край света, причем сейчас же, в халате поверх трусов и без денег.

Сейчас не получалось, путешествие за воскресшей любовью превращалось в настоящую экспедицию, для нее требовалась основательная подготовка. Утренние лучи сползлись в узкую полосу под подоконником и рассосались, часы летели, как мои прежние мечты – быстро, тягостно и с забрезжившим впереди светом выхода из поглотившей в последние дни ситуационной задницы. Урчал холодильник, привычно капала вода из крана, пахло солеными огурцами.

И пахло надеждой. Впервые за долгое время.

План, как вывезти Хадю, чтобы не попасться на глаза посторонним, мы с Гаруном обдумывали до вечера – сначала за чаем, а на обед я разогрел кастрюлю борща из холодильника. Маша обедать не пришла, и ее порция досталась Гаруну. Если бы сестренка вернулась, то я поделился бы своей. Ничего другого из съестного, к сожалению, в квартире не нашлось, только трехлитровая банка с огурцами, засахарившееся варенье и майонез. Майонезом мы заправили борщ вместо сметаны. К чаю хорошо пошли бутерброды с вареньем поверх масла, остатки которого я добыл со стенок почти пустой масленицы. От соленых огурцов Гарун отказался, летом он предпочитал свежие или никакие.

А мне было все равно. Еда требовалась как энергия для организма, и сейчас я съел бы сухой овес – мысли витали в небесах, перед глазами разворачивались невероятные картины и перспективы, в голове зрели почти детективные сюжеты. Некоторые из этих сюжетов озолотили бы меня, предложи я их голливудским продюсерам.

Дагестан – республика большая, и все же многие знают друга, родственные связи очень сильны. То, что на дворе двадцать первый век, конечно, сказывается, и немало людей воспринимает старинные традиции как пережиток. Но говорят об этом лишь в своем кругу или вдалеке от родных мест. Чем старше становятся люди, тем сильнее они блюдут обычаи предков. Если «воскресшую» Хадю случайно узнают, то ее семье не отмыться от позора – и это не говоря об уголовном наказании за фиктивные похороны живого человека и подделку документов. Тогда можно хоронить всю семью.