Шрифт:
Так и лежали они долго-долго. Генипа - в полузабытьи стоически ожидал смертного часа, без устали оплакивая судьбу дорогого его сердцу Синего человека и не смея надеяться на спасение.
Бедняга пытался утолить голод, поедая валявшиеся вокруг останки. Но это уже не помогало, мучительная тошнота подкатывала к горлу. Уаруку пожирал падаль с меньшим отвращением, сил у него было побольше, чем у хозяина. Пес по-прежнему дни и ночи напролет лежал рядом.
Наконец вождь почувствовал, что смерть близка, последний раз мысленно обратился к тому солнечному миру, где он знал столько счастья, и даже обрадовался, что покидает эту давящую темноту, невыносимую для души, привыкшей к свободе и простору. Генипа приласкал собаку и шепнул:
– Прощай! Знаток кураре умирает.
Потом, когда ему показалось, что душа уже отлетела в тот славный мир, где все вокруг зеленеет и цветет, где бывший охотник вдоволь может добыть дичи, он вдруг очнулся и увидел перед собой Синего человека...
Простой искренний рассказ Генипы о страшных мучениях и жестоких испытаниях растрогал моряков до слез. Они не могли скрыть умиления и восхищения.
И странное дело, чем дольше говорил индеец, тем бодрее и сильнее, казалось, становился. Голос его был теперь увереннее и тверже, жесты энергичнее. И следа в нем не осталось от апатичного* аборигена, в безделье проводящего дни напролет лежа в гамаке и равнодушного ко всему, что бы ни происходило вокруг.
______________
* Апатия - состояние безразличия, равнодушия, отсутствия интереса.
Темные глаза краснокожего сверкали, лицо было подвижно, он все время жестикулировал и, поднявшись на ноги, крикнул:
– Хозяин, господин! Белый должен умереть от моей стрелы, а ты должен забрать желтую землю.
– Не торопись, друг мой, - ответил Феликс, внимательно оглядывая Генипу, - ты еще слишком слаб!
– Хозяин, послушай... время не ждет... Они скоро придут, я чувствую!..
Как будто желая придать словам вождя больший вес, Уаруку, все это время бегавший вокруг ни разу не присев, вдруг насторожился. Шерсть на его спине встала дыбом, он громко залаял.
– Хозяин! Видишь собаку... Слышишь?.. Уаруку никогда не ошибается.
– Ну хорошо! Будь по-твоему. Идем! Нужно покинуть это проклятое место, где ты так много и жестоко страдал, страдал за меня, верный мой друг. Иди к своим лесам, к высоким деревьям, к солнцу, к голубому небу.
Моряки собрали оружие и отправились в путь. Впереди шел Жан-Мари, неся над головой факел. Рядом бежала собака, которая все злее рычала и все больше нервничала.
Внезапно страшное ругательство сорвалось с уст Жана-Мари. Он остановился.
Вся цепочка тоже прекратила движение.
Теперь в тишине слышалось лишь глухое рычание пса да громовые возгласы отставного сержанта.
– Ну, что там, Жан-Мари? Что случилось, дружище? - спросил Феликс, подойдя ближе.
– Случилось?.. Да уж, случилось! А то случилось, месье, что я хотел бы поджечь весь лес и поджарить заживо тех негодяев, которые замуровали нас в этой пещере!
– Замуровали?..
– Да, месье! Именно замуровали... Они устроили нам ловушку, словно лисьему выводку, который необходимо выкурить из норы.
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что вход в пещеру замурован. Даю вам слово.
ГЛАВА 11
Пятьдесят часов агонии. - Роковая встреча. - Кто и почему замуровал пещеру. - Тяжелая работа не приносит плодов. - Дерзкий план. - Мина. Пятнадцать кило пороха. - Что, можно сделать из трех тысяч патронов. Озарение. - Все не так просто. - Взрыв. - Свободны!.. - На золотом поле. Одни. - Сокровища исчезли.
Жестокие проклятья, изрыгаемые моряками, понявшими, что они тоже стали пленниками пещеры, сменились физической и моральной апатией, с которой трудно было бороться.
Однако это длилось недолго. Мужественные люди все же нашли в себе силы не пасть духом. Новая беда, внезапно обрушившаяся на их головы, не смогла парализовать силы путешественников.
Моряки собрали всю волю в кулак, каждый в отдельности и все вместе показали неслыханную твердость.
Пятьдесят часов длилась неравная борьба. Только смертельная опасность могла заставить людей так работать.
Пятьдесят часов без пищи, воды, света, почти без воздуха!
Пятьдесят часов непосильного, нечеловеческого, безнадежного труда. Даже стальные инструменты не выдержали - сломались, затупились. К тому же они стали слишком тяжелы для измученных, искалеченных, окровавленных рук.
С первых же часов работа была строго организована. Нельзя впустую тратить силы. Держали совет. Досконально исследовали пещеру, каждую стену, каждый угол, обошли все закоулки, все ответвления.
Никакого выхода, никакой лазейки. Ни единого места, где стена оказалась бы тоньше. Повсюду один и тот же глухой звук, свидетельствовавший о равномерной толщине гранитного монолита. Это была огромная глыба, внутри которой невероятным образом ветвились никуда не выводившие ходы. Всюду тупик.