Шрифт:
– Я не буду есть бульон.
– Ну уж, извините, я хотя и не доктор, но отлично знаю, что можно в таких случаях и чего нельзя. Бульон необходим. Должны есть. Итак, бульон, а затем… Затем рябчик.
– Закажите лучше бифштекс.
– Ни за что! Нельзя. Бульон и рябчик. А пока можно маленький кусочек ветчины.
Поданная ветчина была быстро проглочена. Подали бульон. Нина Александровна сняла кофточку. Под нею оказалась ситцевая блуза с какими-то белыми полосами. Николай Николаевич испуганно оглянулся. «Ещё кто-нибудь знакомый войдёт. Вот будет история! Станут рассказывать, сплетничать. Ну, и попался же я!» – раздумывал он.
Нина Александровна глотала с жадностью. Он хотел было сделать замечание, что нужно есть медленно, не сразу, но промолчал… «По крайней мере, скорее окончит есть, и я уйду», – эгоистично подумал он.
В это время в столовую вошли два студента в новеньких мундирах.
– Белоподкладочники, пшюты [22] ! – громко сказала Нина Александровна.
– Послушайте, я вас прошу замолчать! – возмутился Николай Николаевич. – Если вы будете скандалить, я уйду. Вошли приличные молодые люди и воспитанные. Я это утверждаю, потому что они и вида не показали, что слышали ваши слова. Вы же без всякой причины начинаете ругаться.
22
Франты.
– Не выношу таких франтов.
– Разве заслуга – дурно, грязно одеваться?
– Я не люблю и таких, как вы.
– Благодарю за откровенность. В таком случае и я буду откровенен. Я думал, что вы дурно одеты, потому что вы бедны, а теперь думаю, что если бы у вас и были деньги, вы были бы… Всё-таки…
Николай Николаевич остановился, подыскивая слово, которое не было бы особенно резким.
– Неряшливы, – быстро закончил он, заметив, что Нина Александровна разрывает поданного ей рябчика руками.
Не успел он это проговорить, как в столовую вошли два офицера. Завидев Николая Николаевича, они быстро подошли к нему, но, взглянув на сидевшую вместе с ним девицу, которая пальцами запихивала в рот куски рябчика, изумлённо пожали плечами, улыбнулись и, пожав ему руку, молча ушли. Николай Николаевич покраснел и сердито позвонил.
– Сколько следует? Получите. Прощайте.
– Куда же вы? Я хочу сказать вам несколько слов.
– Благодарность? Не нужно. Очень жалею, что поддался чувству сострадания, жалости. Не думал я, что вы такая скандалистка. Прощайте!
Проговорив эту фразу, Николай Николаевич быстро направился к выходу. Нина Александровна бросилась вслед за ним.
– Простите меня. Извините мою резкость. Я привыкла открыто высказывать свои мысли и взгляды, – говорила она, догоняя его.
Николай Николаевич молча приподнял цилиндр и прибавил шагу.
– Послушайте. Больше я вас беспокоить не буду, но помогите мне. Мне совестно говорить, но меня гонят с квартиры. Я должна за комнату за месяц и за месяц нужно вперёд.
– Сколько?
– Не думайте дурно обо мне. Я вам расскажу мою жизнь…
– Сколько, я спрашиваю вас?
– По пятнадцать рублей в месяц.
Николай Николаевич быстро достал деньги, отдал их и вскочил на извозчика, не переставая ругать себя.
Дня через три, едва он вошёл в гостиную к знакомым, как хозяйка встретила его словами:
– А скажите-ка мне, Николай Николаевич, с какой это вы замечательно элегантной красавицей ужинали на вокзале?
– А вам уже известно? Это целое приключение. Иду я и встречаю на улице девицу, которая шатается и падает…
– Так вот это кто! – перебила его хозяйка. – Позвольте мне дальше самой продолжать. Она сказала, что умирает от голода, три дня не ела и что её выгнали из квартиры.
– Откуда вы это знаете?
– Мама, представь себе, и Марья Ивановна так же попалась, как и ты, – перебила их разговор, входя в комнату, девятнадцатилетняя дочь хозяйки, – здравствуйте, Николай Николаевич. Вы знаете… Нет, вы ещё не знаете. Я вам расскажу. Мама на днях встретила умирающую курсистку, дала ей денег, а потом оказалось, что это совсем не курсистка, а так какая-то… Это возмутительно! Не правда ли? Совершенно напрасно нападают на учащуюся молодёжь. Если что-нибудь скверное сделают, всегда оказывается потом, что это не курсистки, самозванки. Согласны со мной? Я только что была у Марьи Ивановны, и она рассказала мне ту же историю с умирающей от голода. Она тоже попалась.
– Попался и Николай Николаевич, – сказала мать, – хотя он несколько вознаграждён, так как имел приятное удовольствие поужинать с ней.
– Как, и вы?! Ха-ха-ха!
– И я!
Вор {7}
Летняя жаркая ночь, такая жаркая и душная, какая изредка бывает только в Петербурге. Полное отсутствие ветра. От горящего на улицах в железных печах для исправления мостовой асфальта дым стелется удушливыми клубами между накалившимися от солнца и не успевшими остынуть каменными стенами домов. Почти во всех домах открыты окна. Наглухо заперты только магазины.
7
Печатается по: Чулицкий М.Ф. Уголовные очерки. Вор // Петербургская газета. 1907(?).