— Как же хорошо, что он в своё время не женился на той безродной. Ариас! Видели, с кем она заявилась на праздник? — завозмущалась первая блюстительница нравов.

За что едва не получила от меня по голове веером. Но я сдержалась и продолжила вслушиваться в их диалог.

— Где это видано, самой вести мужское дело!

— Замуж ей надо. За такого же простака, как и она сама. Ох, эти Ариас…

Решив, что если продолжу слушать этих балаболок, то непременно сломаю веер об их головы, вернулась на террасу.

Да, мой род не может похвастаться длинной родословной. В наших жилах не течёт ни капли Старой крови, и мы не владеем магией. Но графский титул мы заслужили. Он был пожалован моему прадеду за победу в битве, предрешившей исход многолетней войны с захватчиками. Так мы стали Ариас. С именем, но по-прежнему нищие.

Мой прадед любил лошадей, наверное, даже больше родных детей. Эта страсть передалась моему деду, а от него — моему отцу. И я тоже, единственная наследница рода, посвятила себя самым чудесным в мире животным. Они и сделали нас одной из самых богатых семей Хальдора.

Я обожаю лошадей, их я понимаю лучше, чем людей. От них не надо ждать подлости и предательства. Они чувствуют мою любовь, тянутся ко мне. Мне удаётся объезжать даже самых норовистых, а уж те, которых развожу я, ведут себя со мной как шёлковые.

Мне нравится моя жизнь, нравится моё дело, которому я посвящаю всё своё время. Поэтому я рада, что всё так сложилось. Выйди я замуж за Грейстока, и до конца своих дней жила бы, как красивое, но бесполезное дополнение к герцогу.

Хорошо, что эта роль досталась Эдель, она ей явно нравилась. Леди де Морвиль продолжала застенчиво улыбаться, хлопать ресницами и краснеть. А я продолжала пить шампанское, поэтому, когда у Грейстока наконец иссяк поток красноречия и меня пригласили на танец, поначалу засомневалась в своих силах и забеспокоилась о до блеска начищенных туфлях подошедшего ко мне джентльмена. Но потом решила, что его туфли переживут мои каблуки.

Потому что я хочу веселиться и танцевать! Назло злым языкам и призракам прошлого, которым было нечего делать ни в моей голове, ни уж тем более в моём сердце.

Не знаю, какая муха укусила Купера — всегда такого покладистого, отходчивого и добродушного, но он решил объявить мне бойкот. За весь вечер не пригласил ни на один танец. Не скажу, что я испытывала потребность в партнёрах для танцев, их можно было запросто отгонять от меня мухобойкой, но я бы предпочла вальсировать со своим любовником, а не с генералом Форсайтом, разменявшим, разве что хорд знает, какой десяток.

В какой-то момент Купер попросту исчез из виду, будто сквозь землю провалился: не было его ни возле фуршетных столов, ни среди танцующих. С дамами он тоже не заигрывал и не веселил их своими зачастую далёкими от целомудренных шутками. Может, решил провести себе экскурсию по замку? Кристофер его за это по головке не погладит.

Извинившись перед генералом, я отправилась на поиски своей пропажи, пока Шона не обнаружил кто-нибудь из охраны и не притащил, как нашкодившего котёнка, за шкирку к Грейстоку. По пути утянула с подноса бокал с шампанским, улыбнулась какой-то престарелой даме, изобразила книксен перед подслеповатым адмиралом, чья грудь была сплошь обвешана медалями, и, к своему немалому облегчению, наконец вырвалась на свободу, то есть в холл.

Здесь, кроме охранников — шкафоподобных джентльменов в чёрных фраках, больше никого не было. К лестнице меня, конечно, пропустили, но смотрели при этом так, словно в любой момент готовы были ликвидировать, как вражеский элемент, с помощью какого-нибудь атакующего заклинания.

Вцепившись пальцами в перила (шампанское всё-таки сделало своё чёрное дело — картинка перед глазами стала размытой), я не спеша поднялась на второй этаж. Помнится, где-то здесь была библиотека, а в ней такое мягкое, удобное кресло. Надеюсь, Кристофер его не выбросил, потому что тогда, клянусь хордом, я окончательно его возненавижу.

Поиски Купера решила отложить до лучших времён: как минимум до тех пор, пока коридор не перестанет двоиться. Всё-таки отыскала библиотеку и, ввалившись в зал, размерами ничем не уступавший бальному снизу, прямо на пороге скинула туфли.

Застонала облегчённо, с наслаждением прикрывая глаза (как же ноги гудят!), и направилась к вожделенному креслу. Стоит, где стояло — возле камина, облицованного рыжим мрамором. Это было памятное место — здесь меня впервые поцеловали. Притянули к себе, не обращая внимания на слабые протесты. Усадили на колени, обмирающую от волнения, дрожащую от предвкушения, и прошептали, скользя ладонями по талии:

— Знала бы ты, как сильно я тебя хочу, Лори, — а потом поцеловали. Поначалу осторожно, боясь напугать смущённую таким откровенным признанием юную девочку, но уже спустя минуту я поняла, что Кристофер и осторожность — понятия несовместимые. Да и сдержанность не входила в число его добродетелей.

Помню, на мне тогда не было корсета, и каждое прикосновение Грейстока провоцировало внутри взрыв маленького фейерверка. Его губы, его хриплый голос, его запах — всё это делало меня будто пьяной. Покорной и послушной ему, тогда ещё моему жениху.